Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

Едва оказавшись в Ташкенте, Одиссей угодил на больничную койку с сильной простудой. Сказалось многодневное невероятное напряжение нервных и физических сил, стычки с бандитами, едва не состоявшийся расстрел. То, что много дней приходилось спать, не снимая сапог, практически на голой земле, недоедать, пить ужасную воду. Днём терпеть жару, а ночью холод. Страдать от невероятного количества мух и паразитов.

Пока отряд находился на марше, организм мобилизовывал все внутренние резервы, но едва появилась возможность немного расслабиться и перевести дух, как накопившаяся усталость прорвалась в виде странной лихорадки, сопровождающейся довольно опасным воспалением слюнных желез и языка.

Генералу удалось устроить Одиссея в военный госпиталь. Как ни странно пациентов с ранениями, полученными в боях, здесь оказалось совсем немного. Лишения, голод и болезни калечили и убивали намного больше красноармейцев, чем пули неприятеля. Рядом с Одиссеем лежали люди с дизентерией, различными кожными заболеваниями грибкового характера, сифилисом, загадочными язвами, гнойниками. Но гораздо больше страха заразиться опасной азиатской инфекцией, молодого человека страшило, что когда он выпишется из больницы, то уже не застанет в городе своих товарищей. Почему-то его преследовала навязчивая мысль, что спутники непременно бросят его в этом городе, а сами уйдут дальше. Иногда это напоминало временное помешательство.

К счастью все тревоги Лукова оказались напрасными – генерал и не думал его бросать. Решив кое-какие из самых насущных проблем экспедиции, старик стал регулярно навещать своего сотрудника. Он приносил Лукову кем-то приготовленную домашнюю пищу, рассказывал последние новости. От своего посетителя Луков узнал, что в Ташкенте экспедицию ожидали девять ящиков, которые за неделю до их прибытия доставил из Москвы большой самолёт. В ящиках находилось снаряжение – взамен утраченного группой в пути. Однако к великому разочарованию Вильмонта присланных вещей оказалось явно недостаточно, чтобы в полном объёме восстановить «боеспособность» экспедиции. Одиссей тоже испытал разочарование, когда генерал перечислил ему скромный набор присланных научных инструментов, карт и расходных материалов для полевых исследований. Видно было, что собирали посылку впопыхах и не слишком компетентные люди.

Два отдельных ящика предназначались комиссару. По словам самого Лаптева в них находилась необходимая ему для пропагандисткой работы коммунистическая литература.

Ещё в первое же своё посещение госпиталя руководитель поведал Одиссею о том, что поселили их с комиссаром в общежитии комсостава. Прежде в этом доме находилось какое-то религиозное учреждение, кажется медресе. По словам генерала, условия там очень даже приличные: в комнатах имеется неплохая мебель, горничные ежедневно производят уборку в комнатах и раз в неделю меняют постельное бельё.

– Да вы сами скоро всё увидите.

Однако когда Одиссея выписали из госпиталя, и возникла необходимость поселить его в привилегированную гостиницу для командного состава армии, неожиданно выяснилось, что Луков не имеет на это право, ибо не состоит официально на службе в Красной армии или ЧКа. То есть не является кадровым командиром.

В комендатуре гарнизона, куда обратился Вильмонт за помощью, тоже быстро решить возникшую проблему не смогли, сославшись на то, что ответственный за этот вопрос чиновник находится в отъезде и должен вернуться только в конце недели.

Тогда Вильмонт с Луковым снова вернулись в общежитие, и генерал попытался объяснить его коменданту, что его молодой сотрудник просто подселиться к нему в номер, и таким образом не будет претендовать на чьё-то место.

– Я пока уступлю ему свою койку, а через три-четыре дня принесу вам ордер на этого молодца за подписью заместителя начальника гарнизона по хозяйственной части.

Но комендант оказался редким формалистом:

– Всё равно я не могу этого позволить, ибо штатский человек не может проживать в общежитии для военных. Только если начальство разрешит.

Таким образом, Одиссею предстояло провести ночь в доме-комуне для молодых пролетариев, которая располагалась где-то на городской окраине. Что представляет собой эта коммуна, он ещё не знал, но по некоторым репликам коменданта общежития подозревал, что это должно быть нечто среднее между восточным караван-сараем и хитровской ночлежкой. «Ну ничего, – утешил себя молодой человек, – всё лучше, чем ночевать в мороз под открытым небом или в дырявой палатке». Он отправился на поиски временного пристанища один с клочком бумаги в кармане, на котором был записан адрес. Генерал не смог его проводить, ибо его вызывали на совещание в штаб фронта.

Ташкент на удивление производил впечатление вполне мирного губернского города, где жизнь течёт спокойно и размеренно. А между тем небольшой островок советского Туркестана с его столицей был отрезан от Советской России: в Ферганской долине действовали крупные отряды басмачей, английские оккупационные войска контролировали Ашхабад на востоке, в Семиречье против советской власти активно действовали белогвардейские отряды, на севере всякое сообщение с «большой землёй» было перерезано отрядами казачьего атамана Дутова.

Но, глядя на мирно спешащих по своим делам горожан, на неторопливо беседующих в открытых уличных чайных пожилых аксакалов, как-то не верилось, что фактически город находиться на осадном положении. В отличие от задыхающейся во вражеском кольце Астрахани, здесь не чувствовалось ни малейшей нервозности или обречённости. Город не обстреливали и не бомбили, канонада далёких боёв тоже не достигала его окраин.

В проложенных вдоль улиц неглубоких каналах журчала вода. После весны дворники приводили всё в порядок – посыпали тротуары золой и песком, чистили арыки. Кое-где даже мостили тротуары жжёным кирпичом, а мостовые – булыжником. Чувствовалось, что взявшие власть в городе Советы, не чувствуют себя временщиками, которых вот-вот изгонят из города. Для Одиссея это было в новинку. Ведь даже в Москве ленинское правительство не чувствовало себя настолько уверенным в своём завтрашнем дне.

А ещё, ожидавший увидеть много сочного восточного колорита профессиональный востоковед, чувствовал себя пока немножко обманутым. Во всяком случае, центральные улицы имели вполне европейский вид. Это касалось и манеры одеваться и оформления фасадов зданий и торговых заведений и по-московски щеголеватых и чинных извозчиков. Ташкент оказался вполне русским городом! Во всяком случае вокруг было много славянских лиц. Лишь изредка мелькнёт в толпе бесформенный силуэт женщины в парандже или приехавшего в город за покупками смущённого дехканина в национальном мужском халате, сразу выделяясь на общем фоне и производя впечатление экзотики. И это городе, видевшем на своём немалом веку грозного Тимура, входившем в государство хорезмшахов, не избежавшем нашествия «бича божьего» Чингиз-хана! Казалось в лицах его жителей, как в капле воды, должен был отражаться результат многовекового смешения центральноазиатских народов в ходе бесконечных войн и миграций. Но как будто ничего подобного здесь не наблюдалось.