Что скрывает правда - Кара Хантер

всех страшных грехах, потому что Тобин говорил бы только то, что она ему велела. Он обычно таскался за ней, как щенок. Он сделал бы все, лишь бы угодить ей.

– Подозреваю, – говорит Эв, – она подготавливала оборону. Упреждающий шаг на тот случай, если Себастьян решит пожаловаться на нее.

Зои кивает:

– Он тоже так сказал. Поэтому встретился с ней, чтобы все разрешить. Я тоже хотела пойти, но он сказал, что это только ухудшит дело. Наверное, он был прав. Я бы не сдержалась, принялась бы орать…

«И ведь тебя это не касалось, – думает Эв. – Напрямую. Ты просто сопутствующий ущерб».

– Он пошел к ней в ту пятницу. Взял с собой бутылку вина. Думал, что это поможет удержать разговор в цивилизованном русле, но она явно все неправильно поняла, потому что стала говорить, что знала, что он образумится, что он ни о чем не пожалеет…

– О господи…

Зои бросает на нее быстрый взгляд:

– Точно. Это только в десятки раз ухудшило дело. Когда ему наконец-то удалось убедить ее, что он пришел не трахать ее, она слетела с катушек. Сказала, что погубит меня. Что отведет Тобина в полицию и он расскажет, чем я занималась с ним. Она сходила за Тобином, привела его и заставила повторить всю эту чушь перед Себом. Себ сказал, что выглядело это жутко – любой, кто услышал, поверил бы.

– И что вы сделали?

Зои всплескивает руками:

– Мы уступили. Что еще мы могли? Марина согласилась снять обвинения в груминге при условии, что мы с Себом подпишем соглашение о неразглашении и обязуемся никогда не обсуждать ее и не делиться какими-либо «материалами» о ней…

– Ну конечно, фото.

Она кивает.

– Да, фото. И нам запрещалось либо публично, либо в частном порядке раскрывать любую информацию о наших отношениях с ней.

– Как я понимаю, это включало и руководство университета?

– И полицию. Она может подать на меня в суд за то, что я здесь и веду этот разговор. – Зои роется в сумке и достает белый конверт. – Вот, взгляните сами.

Эв в тишине открывает конверт и достает документ.

– Теперь вы понимаете, почему я боялась прийти. Я знаю, на что способна эта женщина.

* * *

Эв удается поваляться в постели, а вот завтракать йогуртом и фруктами приходится дома, а не у «Гейла». Что касается прогулки по лужайкам Крайс-Черч, это пока откладывается. Когда ровно в одиннадцать она приходит к Гислингхэму, дверь открывает его жена Джанет. Вероятно, до этого она работала в саду: у нее порозовели плечи, а нос шелушится. Джанет не ожидала увидеть Эв, но все равно улыбается ей, и та вдруг ловит себя на том, что немного опасается такого приема. Она знает, как долго Гислингхэмы ждали своего сына и как тяжело им пришлось в первые месяцы после его рождения. Было время, когда Гис делал всю домашнюю работу, а Джанет почти не выходила из дома. В то время Эв едва не поинтересовалась, не страдает ли она постродовой депрессией. Но потом все, кажется, наладилось. Лицо Гиса уже не было таким серым, как в первый год; он стал детективом-сержантом, сначала на испытательный срок, затем на постоянной основе, и говорил о своей жене так же, как до зачатия Билли. И сейчас, когда кто-то появлялся на пороге их дома без предупреждения, Джанет воспринимала это как должное.

– Привет, ты где пропадала? – весело говорит она. – Сто лет тебя не видела! Проходи – Крис на заднем дворе.

Эв идет за ней по коридору в кухню, и Джанет указывает на кофейник:

– Кофе будешь?

– Обязательно, – улыбается Эв.

– Я принесу тебе.

Должно быть, Джанет поливает цветы на патио каждый день – маргаритки и герань пышно разрослись. А вот остальная часть сада выглядит уставшей, все бордюры пожухли. В центре, на желтой траве, Гис играет в футбол с Билли, который одет в миниатюрную футболку «Челси» и с именем Гис и номером на спине. Сейчас ему почти два, и, хотя мальчуган маловат для своего возраста, он крепок и вполне способен погонять своего отца – в буквальном смысле. Гис посылает ему мяч, мальчик замахивается и хорошим ударом ноги отправляет его в забор.

– Гол!

Гис, тяжело дыша, опирается на свои колени, потом видит Эв и выпрямляется.

– Как же я рад тебя видеть, – говорит он, медленно подходя к ней. – Слишком тяжело бегать в такую жару.

– Па-ап, – говорит Билли ноющим тоном, но Гис устремляет на него строгий взгляд:

– Что за дела! Мы же так не поступаем. Нытики никому не нравятся.

Билли обиженно надувается, но Гис треплет его по волосам, и лицо мальчика освещает улыбка.

– Иди-ка узнай, есть ли у мамы еще сок, а я пока поговорю с тетей Эв.

– Не нравится мне эта «тетя», – говорит Эв, строго глядя на Гиса.

– Привилегия крестной, – говорит он, улыбаясь. – Ну, рассказывай, что заставило тебя приехать из самого Саммертауна ранним утром.

* * *

– Я в том смысле, что в «Окуне» тебе придется есть рыбу, так? – весело говорит Кэролайн Асанти. – Что логично.

Они пришли рано, так как знают, как много народу в этом заведении по выходным. В такую жару столики в тени нарасхват. Заняв призовую позицию, они не спешат. За соседним столиком сидит пара средних лет с дочерью и молодым человеком. Он явно ее новый парень: очень улыбчив и излишне усерден. Еще дальше стайка ребятишек пытается забраться на огромную старую иву. Из шатра доносится джаз, и люди сидят прямо на траве, потому что сегодня достаточно сухо для английского лета. Утро почти идеальное.

– Я подумываю о мидиях, – осторожно говорит отец Асанти, – или о кумберлендском колбасном колечке.

Мать смеется, тянется за бокалом «Пино гриджио».

– Если честно, Кваме, ты говоришь как дипломат, даже когда заказываешь сосиски с пюре.

Он улыбается ей; это старая шутка. Отец проработал торговым атташе Ганы более двадцати лет.

– Пойду и сделаю заказ, – говорит Асанти и начинает вставать, но мать останавливает его:

– Куда ты спешишь? Давай поболтаем.

На языке родителей – «ты никогда ничего нам не рассказываешь». Он подавляет вздох.

– Как дела на работе? – Это отец. Они спрашивают об этом из уважения, хотя на самом деле так и не смирились с тем, что их единственный сын пошел в полицию. Это просто поставило их в тупик, даже когда его приняли на работу после ускоренных курсов подготовки офицеров полиции. Но они, как всегда, были слишком хорошо воспитаны, слишком «дипломаты», чтобы говорить об этом. Детям нужно разрешать делать свой выбор, даже если ты