Провинциальная история - Карина Демина

Он вздохнул.

Глупости все.

Просто молодая, непривычная, может, ей вовсе неудобно сразу и княжною быть? Аглаюшка-то происхождения простого, он узнавал. И еще удивился, потому как невозможно было представить, чтобы утонченная эта женщина и вправду из селянок вышла.

Папеньке, правда, говорить не стал.

Ни к чему оно.

Ведьма? Как есть. И силы немалой. Это он сразу ощутил, еще там, в храме, а после и вовсе… правда, в последнее время этой силы словно бы поубавилось. Он даже к Верховной обратился, а она ему присоветовала… насоветовала.

Какая живопись?

Сразу не стоило слушать, но нет же, хотелось угодить. И талант опять же… наставник хвалил, правда, Гурцееву эти похвалы одновременно и лестны были, и ревность будили, все мерещилось, что этот кривоносый старик смотрит на Аглаюшку вовсе не как на ученицу.

Оттого и отослал.

А учиться… в Академию художественную… был он в той Академии, знает, чему и как они там учатся. Не бывать такому! И вовсе, не гоже это, чтобы княгинюшка время свое драгоценное на пустое тратила. И репутации семейной ущерб причиняла.

Про художников вон тоже много всякого сказывают.

А потому запретил.

Взял и запретил.

Муж он или как?

Вот именно, что муж! И сам разберется, что с семьею своей, что с женой.

С этой успокоительной мыслью Гурцеев и уснул. А проснувшись, понял, что к завтраку опоздал, и это вновь же не прибавило хорошего настроения. Но ничего. Он умылся, позволил облачить себя в простое домашнее платье — ради супруги можно было и потерпеть денек дома — и тогда уж спустился в трапезную. Завтракал в одиночестве, хотя прежде Аглаюшка все же спускалась, составляя супругу компанию.

Видать, крепко обиделась.

Надо будет за шубой послать.

Или все-таки браслетом тем? Правда, за него просили двести золотых, а Гурцеев в нынешнем месяце поиздержался, но ради Аглаи…

Браслет доставили к полудню, аккурат перед обедом, и откинув бархатную крышечку, Гурцеев убедился, что жемчуг все так же округл и гладок, а золото — золотисто. Застежка же змейкою поблескивала рубиновыми очами.

Понравится ли?

Или…

В покоях супруги было пусто. И в саду.

И…

Трапезу накрыли на одного.

— А где Аглая? — поинтересовался Гурцеев, переступивши через гордость, ибо не пристало князю показывать себя перед слугами несведущим.

Домоправитель же поклон отвесил и ответил, как почудилось, с немалою издевкой:

— Отбыли. Еще вчерашнего дня.

Гурцееву показалось даже, что он ослышался. Отбыли? Куда отбыли? И еще вчерашнего дня… и…

— Велели передать, что по просьбе Ковена.

— Ковена? — глупо переспросил Гурцеев.

— Так точно. Как дело завершат, так сразу вернутся…

Почему-то Гурцеев в это не поверил.

Дело?

Какое дело?

Ковена? Нет, в контракте, им подписанном, имелся пункт… кажется, имелся… Гурцеев не очень-то в контракт вчитывался. Тогда-то ему хотелось одного: поскорее воссоединиться со своею Аглаюшкой, а бумаги… что ему до бумаг, когда сердце из груди рвется и того гляди выскочит? Или рассыплется, то ли от любви, то ли от ревности.

Бумаги все одно папенькин поверенный читал. И раз счел годными для подписи, то так оно и есть.

Но…

— Как… — он ощутил себя несчастным.

И растерянным.

Он тут, стало быть, браслет покупает, хотя придется папеньке писать и виниться, чтоб содержание прислал, а она… отбыла.

По делам Ковена.

Еще вчера.

И разрешения не спросила! Разве возможно, чтобы так оно? Чтобы жена и без разрешения куда-то там отбыла, пусть бы и по делам Ковена.

— А… куда, к слову? — только и сумел выдавить Гурцеев. Померещилось вдруг в глазах верного старого — явно папеньке наушничает, и отправить бы его в отставку, да не Гурцеевым он был назначен — слуги нечто этакое, то ли упрек, то ли насмешка, то ли все сразу.

— Не имею чести знать, — он согнулся в поклоне.

— А кто имеет?

— Думаю, вам следует обратиться к ведьмам, — уголки губ домоправителя дрогнули.

Точно, насмехается, скотина этакая… над хозяйским горем насмехается! И тут же кольнуло в груди. А ну как не вернут? В контакте имелось что-то такое, про невыполненные обязательства. Но разве ж Гурцеев их не выполнил?

Покои у жены есть.

И гардеробная. И девки ей прислуживают…

Девки!

Вот кто знать должен! И… бегать людям солидным негоже, а потому Гурцеев изо всех сил себя сдерживал. И лицо сохранить старался. Не хватало, чтобы слухи пошли… а ведь пойдут.

Обязательно пойдут.

И думать нечего.

И… что говорить станут?

Что княжна Гурцеева куда-то там отправилась. С ведьмами. И… и куда? Для чего? С кем она там время проводить будет? Уж не с новым ли женихом… нет, за ведьмами не случалось, чтобы браки разрывали, но как знать… темная дурная ревность затопила, мешая и думать, и дышать. И потому девку, что под руку подвернулась, Гурцеев схватил за горло да тряхнул.

— Где?! — голос его прокатился по дому.

Девка вяло затрепыхалась, забормотала что-то. Дура!

И он дурак, ведьме поверил!

А ведь любил. Как есть любил! Вон, из клуба мало что не выгнали! И ныне-то посмеиваются, что он актрисок сторонится, что… они-то на все согласные и веселые. И не смотрят так, что сквозь землю провалиться охота.

И…

Девку Гурцеев отпустил. Не хватало еще после с папенькою за несдержанность свою объясняться. Та всхлипнула да сползла по стеночке, дрожа, закрывая голову руками. Будто есть до нее кому-то дело…

— Куда уехала? — рявкнул он на ключницу, что сунулась было к девке. Та же, вместо ответа, лишь губы поджала и глянула… а ведь тоже от папеньки досталась вместе с домом.

Гнать всех надо бы!

Но погонишь и… папенька осерчает, перестанет деньгами способствовать.

— Госпожа просили передать, что вернутся, как исполнят свой долг перед Ковеном, — произнесла ключница сухо. — И что возможности отказаться ей не предоставили. Что принесенная ею клятва…

Клятва!

Конечно! Его дорогую девочку заморочили треклятые ведьмы! Клятвой опутали, обманули. Заставили! Эта мысль принесла несказанное облегчение.

Гурцеев махнул рукой.

Он… он отправится к Верховной немедля. Пусть возвращает жену. В конце концов, каково бы ни было их дело, найдется другая ведьма, которая его исполнит. Ибо не дело это, княжне Гурцеевой, чужими делами заниматься.