Опасное наследство - Кен Фоллетт

Он повернулся на бок и положил голову на локоть, чтобы лучше видеть, как она раздевается.

– Как же мне не хочется покидать тебя сегодня вечером!

Мэйзи тоже этого не хотелось. В глубине души она чувствовала какое-то смутное возбуждение от того, что останется с Хью, пока Солли будет отсутствовать, но от этого испытывала еще большее чувство вины.

– Поезжай, я не против.

– Мне так стыдно за мое семейство.

– Не стыдись.

Был Песах, и Солли собирался провести седер вместе с родственниками. Мэйзи не пригласили. Она знала, что Бен Гринборн не испытывает к ней никаких теплых чувств, и отчасти признавала, что ее не за что любить, но Солли от этого ужасно страдал. Он бы даже поссорился со своим отцом, если бы Мэйзи не уговорила его ехать, чтобы поддержать хорошие отношения с родителями.

– Так ты точно не обижаешься? – спросил он озабоченно.

– Точно. И потом, если бы я так строго относилась к этому празднику, я бы поехала в Глазго и встретила бы Песах со своими родителями.

Сказав это, Мэйзи задумалась.

– Дело в том, что с тех пор, как мы покинули Россию, я никогда не ощущала себя еврейкой. Когда мы оказались в Англии, вокруг не было ни единого еврея. В цирке о религии вообще никто не вспоминал. И даже когда я вышла замуж за еврея, твоя семья дала мне понять, что не приветствует этот брак. Мне по жизни суждено оставаться в стороне, и, сказать по правде, я не возражаю. бог для меня ничего не сделал, – она улыбнулась. – Мама говорит, что бог дал мне тебя, но это чушь, я же сама тебя добилась.

Солли немного приободрился.

– Все равно я буду по тебе скучать.

Она села на край кровати и склонилась над ним так, чтобы он мог взять в руки ее груди.

– И я по тебе буду скучать.

– М-м-м.

Чуть погодя они легли друг напротив друга, только головой к ногам, и он гладил ее между ног, пока она целовала его мужское достоинство и играла с ним. Ему нравились такие дневные забавы, и постепенно он возбудился до такой степени, что не стерпел и выплеснул свой накопленный запас прямо ей в рот.

Мэйзи сменила позу и легла, уткнувшись головой ему в подмышку.

– Как на вкус? – спросил он сонно.

Она облизала губы.

– Похоже на икру.

Он засмеялся и закрыл глаза.

Она начала ласкать себя, но он уже захрапел. Когда она резко вздрогнула от высшего наслаждения, он даже не пошевелился.

– Руководителей Банка Глазго следовало бы посадить за решетку, – сказала Мэйзи вскоре после обеда.

– Это слишком сурово, – отозвался Хью.

Мэйзи его замечание не понравилось.

– Сурово? – раздраженно переспросила она. – Уж не так сурово, как оставлять рабочих без денег!

– Но идеальных людей не бывает. Уверен, что и среди рабочих находятся нерадивые люди, – настаивал на своем Хью. – Если, например, строитель допустит ошибку и дом рухнет, его что, тоже сажать в тюрьму?

– Это не одно и то же.

– Почему нет?

– Потому что строителю платят тридцать шиллингов в неделю, и он вынужден подчиняться приказам мастера, а банкир получает тысячи и оправдывается тем, что на нем лежит вся ответственность.

– Верно. Но банкир человек, у него есть жена и дети, которых нужно содержать.

– То же самое можно сказать почти о любом убийце. Но убийцу вешают, невзирая на то что его дети останутся сиротами.

– Но если человек убьет кого-нибудь случайно – например, выстрелит из ружья по кролику и попадет в человека, который прятался в кустах, – то его даже не посадят в тюрьму. Почему же тогда сажать банкиров, которые тоже не хотели тратить ни чужие, ни тем более свои деньги?

– Чтобы другие банкиры усвоили урок и действовали более осмотрительно.

– По той же логике следует повесить человека, который стрелял в кролика, чтобы другие стрелки впредь были осторожнее.

– Это преувеличение. Вы все передергиваете.

– Нет, не передергиваю. С чего бы с банкирами обращаться суровее, чем с неосторожными охотниками?

В этот момент в спор лениво вмешался Кинго:

– Возможно, директора Банка Глазго и в самом деле окажутся за решеткой, как я слышал. Да и некоторые служащие тоже.

– Я тоже так думаю, – сказал Хью.

– Тогда зачем было спорить? – Мэйзи едва не вскрикнула от раздражения.

Хью улыбнулся.

– Чтобы посмотреть, как вы будете отстаивать свою точку зрения.

Вспомнив, что именно эта его черта привлекла ее во время первого их знакомства, Мэйзи прикусила язык. Она понимала, что представители «кружка Мальборо» обожали ее и принимали, несмотря на происхождение, в своем кругу за ее вспыльчивый и независимый нрав, но если бы она гневалась постоянно, то это им быстро бы наскучило. В одно мгновение ее настроение переменилось.

– Сэр, вы оскорбили меня! – воскликнула она театрально. – Я вызываю вас на дуэль!

– И какое же оружие предпочитают на дуэлях дамы? – засмеялся Хью.

– Вязальные крючки на рассвете!

Тут уж засмеялись и все остальные присутствующие, а потом вошел слуга и объявил, что подан ужин.

Всего за большим столом разместилось двадцать человек. Мэйзи не переставала восхищаться жесткими накрахмаленными скатертями и хрупким фарфором, сотнями отражавшихся в хрустальных бокалах свечей, безупречными белыми жилетами и черными фраками мужчин и сверкающими всеми цветами радуги драгоценностями женщин. Каждый вечер подавали шампанское, но оно тут же откладывалось на талии Мэйзи, так что она позволяла себе выпить не более двух глотков.

Оказалось, что за столом она сидит рядом с Хью. Обычно герцогиня усаживала ее рядом с Кинго, потому что Кинго нравились симпатичные женщины, и герцогиня потакала маленьким слабостям мужа; но сегодня, по всей видимости, хозяйка распорядилась внести изменения в обычный распорядок. Молитву перед трапезой никто не произносил, потому что в этом кружке о религии вспоминали только по воскресеньям. Когда подавали суп, Мэйзи вела вежливую беседу с сидящими рядом с ней мужчинами, но мысли ее были заняты братом. Бедный Дэнни! Такой умный, целеустремленный, такой умелый руководитель и такой невезучий! Интересно, чем закончится его затея пройти в парламент? Она надеялась, что успехом. Папа будет им гордиться.

Сегодня вновь ощутимо и зримо всплыло ее прошлое. Удивительно, как мало ее происхождение влияет на ее нынешнюю жизнь. И у Дэнни так же. Он, как и она, казался не принадлежащим ни к одному определенному классу общества. Сам он считал себя представителем рабочего класса, но одевался как средний класс, а смелыми манерами и самоуверенностью походил на аристократа вроде Кинго. С ходу нельзя было сказать, кто он такой – то ли отпрыск богатого семейства, который решил примерить на себя образ страдальца за бедняков, то ли везучий выскочка из низов.