Вид с дешевых мест - Нил Гейман

У Диккенса, кстати, были те же проблемы.

Однако то, что вы создаете в формате помесячных выпусков, когда-нибудь все равно станет читаться как единое целое. Пересказ краткого содержания предыдущих серий в начале каждого эпизода может напрочь сорвать вам весь тайминг. Ритм всего повествования в целом (а в случае «Боуна» эта история тянет на тысячу страниц), ритм собранных вместе его частей и ритм одного отдельно взятого ежемесячного выпуска предъявляют к автору радикально разные требования и ставят радикально разные задачи.

Это особенно очевидно в первой паре глав итогового сборника «Боуна», когда влияние Уолта Келли было на пике, а Джефф Смит особенно старался сделать продукт доступным и затащить на борт этого ковчега побольше читателей: ритм там больше напоминает страницу воскресной газеты, чем комикс с продолжением; сюжет оттесняется на второй план – или так, по крайней мере, кажется.

Я был периодическим читателем и воспринимал всю книгу по кусочку за раз, а потому, когда история сделалась ощутимо темнее, поймал себя на том, что скучаю по атмосфере первых нескольких лет. Я скучал по Джеффу Смиту, который «умел отмочить шутку как никто» – потому что шуток стало меньше, и расстояния между ними все увеличивались. Я даже заподозрил, что сама природа комикса изменилась, и заволновался, что дрейф от Уолта Келли и Карла Баркса к чему-то, больше напоминавшему Толкина, выбил сюжет из равновесия.

Как я уже говорил, я ошибался и сам в глубине души это знал – но, только перечитав «Боуна» целиком, понял, насколько.

Сами Боуны – аномалия. Они врываются в сюжет, как дядя Скрудж, Дональд и трое племянников, которые только что перевалили через горный хребет и очутились в новом, совершенно фантастическом мире. По отношению к этому миру они – анахронизмы, и кажется, что они в него никак не вписываются: дети XX века в реальности, одновременно средневековой и фантастической. Здесь-то, подозреваю, и коренится нарративное напряжение. В формальном сторителлинге в духе Карла Баркса создания типа семейства Боун населяют мир наподобие нашего и попадают оттуда в другой, более примитивный. От этой страны Оз или Затерянного мира нас отделяет пустыня, или окутанная туманами долина, или (почти) непроходимый горный хребет. Герои всячески приключаются, меняют этот новый мир к лучшему, потом переходят границу обратно и возвращаются домой.

Здесь же новый мир оказывается куда сложнее, чем им – и нам – поначалу видится. У персонажей, введенных в сюжет вроде бы чисто комического эффекта ради, оказывается огромная история за спиной, так что вскоре весь сюжет «Боуна» уже кажется верхушкой айсберга или хвостом чего-то колоссального. Прелесть «Боуна» в том, что Джефф Смит знает явно больше нашего. События комикса постоянно подгоняет то, что случилось раньше, за его пределами. У очаровательного старого трактирщика Луция позади история с бабушкой Бен. Бабушка Бен – еще и Королева Роза. Некто под капюшоном – ее сестра Вереск, и любовный треугольник между нею, Луцием и Розой – один из двигателей сюжета. Но даже и их история выглядит лишь постскриптумом к сказке о духе Саранчи и Драконах, как будто сюжет – это такие русские матрешки, каждая из которых парадоксальным образом больше, чем та, в которой она пряталась. Каждый из персонажей-людей очень сильно меняется – не только в нашем восприятии, но в том, как они примиряются с прошлым и дописывают свои уже начатые истории.

Кузены Боун меняются весьма незначительно – не больше, чем утки у Баркса меняются в результате всех своих приключений. Фоуни – все такой же жадина, чьи планы непременно выйдут боком. Смайли – все такой же простой, добросердечный и податливый. Фоун Боун переживает немало мытарств, в том числе и разбитое сердце, и даже принимает в себя частицу души Саранчи, но и он покидает историю примерно таким же, каким вошел в нее. Да, став несколько глубже, но в целом не изменившись. Усвоенные ими уроки быстро забываются. Возьми Джефф Смит мальчишек Боун и зашли их в новое приключение, это было бы совершенно законно с точки зрения жанровых правил, которым они все подчиняются, хотя и уменьшило бы до некоторой степени эффект первой истории, о Боунах и жнецах… Боуны – мультяшные персонажи (о чем нам напоминают цветные издания «Боуна»: лучше всего они смотрятся в плоском цвете, который придает им особенную реальность; тени и оттенки, так хорошо работающие со всем остальным, умаляют их, заставляя нас воспринимать схематичных, картонных персонажей как реалистично нарисованных, вроде Луция).

Боуны служат мостом между продолжающим развиваться комиксом и той огромной фоновой историей, которая и составляет «Боун» целиком. Это комическое отступление, подыстория, «вкусняшки», обеспечивающие мгновенный контакт с сюжетом для читателей, не осознававших, возможно, важность событий, имевших место многие годы назад. Но прежде всего их задача – создавать повествовательное напряжение. Они двигают сюжет (в конце концов, если бы не воздушный шар Фоуни, всей этой истории просто бы не произошло), они заставляют нас интересоваться им, волноваться, вовлекаться по нарастающей – чего тоже бы не случилось, расскажи нам Джефф Смит просто и без затей историю Торн. Они решают сразу и проблему слишком большой истории, и проблему истории, презентуемой читателю по кусочкам.

Читая выпуск за выпуском, я всегда знал, как хорош Джефф Смит. Но мне особенно приятно сознавать в этой долгосрочной перспективе, каким мастером он себя зарекомендовал.

Эта статья была написана для каталога выставки «Векснер-центра» 2008 года, посвященной Джеффу Смиту и «Боуну», – он называется «Боун и не только»; она включает изначальное предисловие к «Большим коровьим бегам» 1996 года.

Джек Кирби: король комиксов

Я никогда не встречал Джека Кирби – и это делает меня менее пригодным для написания этого предисловия, чем тысячи других людей.

Один раз я видел его через холл отеля: он разговаривал с моим издателем. Я хотел было подойти и представиться, но опаздывал на самолет и подумал, что будет и другой случай.

Другого случая не случилось, и с Джеком Кирби я так и не познакомился.

Зато я знал его работы, примерно с тех пор, как научился читать, – по привозным американским комиксам и двухцветным британским репринтам, на которых вырос. На пару со Стэном Ли он создал Людей Икс, Фантастическую четверку (и все, что из нее вышло – Не-людей, Серебряного Серфера и прочих) и Могучего Тора (откуда, скорее всего, началась моя собственная одержимость мифами).

Когда мне было одиннадцать или двенадцать, Кирби поселился у меня в голове в качестве половины дуэта Улыбчивого Стэна и Весельчака-Джека. В комиксах «Ди-Си», которые я читал, была реклама фирмы-производителя, обещавшая, что Джек Кирби Грядет. И прибыть он собирался с… Джимми Олсеном. Это было самое неподходящее название, с которым мог явиться Джек, но именно с ним он, тем не менее, и явился, и вскоре я уже с наслаждением барахтался в водовороте невероятных идей, за которыми открывалась целая новая вселенная.

«Четвертый мир» Кирби просто-таки вывернул мне голову наизнанку. Это была комическая опера раблезианского масштаба, разыгрываемая преимущественно на Земле; в комиксах фигурировали банда космических хиппи, супер-иллюзионист – мастер побега и целый крышесносный пантеон могущественных Новых Богов. В 1973 году это было очень здорово – читать комиксы.