Вид с дешевых мест - Нил Гейман

Надеюсь бывать там еще очень долго.

Это было написано в качестве предисловия к «Астросити: Признание» Курта Бьюсика в 1999 году.

Идея про Бэтмена, которая посетила нас в машине, стала в итоге моей самой любимой линией в «Что там случилось с Крестоносцем-в-Плаще?» – историей о Бэтмене, которую я написал десять лет спустя.

Бэтмен: от обложки до обложки

Я, можно сказать, почти никогда не писал Бэтмена, но это он привел меня в мир комиксов. Мне было шесть, и папа упомянул при мне, что в Америке есть целый телесериал про Бэтмена. Я спросил, что это такое, и получил ответ, что это сериал про борца с преступностью, одетого в костюм летучей мыши, a bat. До сих пор я сталкивался с этим словом исключительно в значении крикетной биты, и я надолго задумался, как, интересно, должен выглядеть правдоподобный костюм биты… если уж вам приспичило ею нарядиться. Через год этот сериал начали крутить по британскому ТВ, и я подсел – надежно и прочно, будто кто-то пропустил мне рыболовный крючок через щеку.

Я купил (на собственные карманные деньги) репринтное издание старых Бэтменовских комиксов в мягкой обложке: по две черно-белые панели на страницу, отрисованные Лью Сейром Шварцом и Диком Спрэном. Бэтмен дерется с Джокером, с Загадочником, с Пингвином и с Женщиной-кошкой (которой собственного отдельного выпуска не полагалось). Потом я уговорил папу купить мне «Смэш!», еженедельный британский комикс, перепечатывавший, как я теперь подозреваю, на своих обложках еженедельную же американскую газетную полосу по Бэтмену. Меня даже как-то выгнали из нашего местного газетного киоска (то есть хозяин буквально взял меня и выставил наружу, на тротуар) за то, что я слишком долго и придирчиво изучал каждый из стопки примерно пятидесяти американских комиксов, чтобы решить, какой из Бэтменовских продуктов больше других достоит моего шиллинга («Да, погодите! – завопил я. – Я же уже все решил!» Но было слишком поздно.)

Каждый раз меня зачаровывали обложки. Редакторы «Ди-Си» были настоящие доки в искусстве задать вопрос, на который вроде бы нет ответа. Почему Бэтмена посадили в гигантского красного металлического нетопыря, откуда даже Зеленый Фонарь не сумел его освободить? Умрет ли Робин на заре? Супермен правда быстрее, чем Флэш? Сами истории внутри обычно разочаровывали – вопрос оказывался куда вкуснее ответа.

Но первый раз все равно не забудешь. Моим первым Бэтменовским обложечником стал Кармайн Инфантино, чья изящная линия, остроумная, лукавая, легкая, стала удобной отправной точкой для одурманенного сериалами ребенка. Насыщенные текстом обложки, сплошь про отношения: Бэтмен разрывается между двумя привязанностями. Ядовитый Плющ смотрится так, будто она только что удрала с этикетки консервированной кукурузы – удастся ли ей испортить дружбу Бэтмена и Робина? Конечно нет. Почему меня вообще волновали такие пустяки? Бэтмен думает, что она симпатичная, – Робин совершенно не впечатлен. Именно это мне и было нужно от Бэтменовских обложек в те детские годы. Яркие краски. Обещание, что все будет хорошо.

Люди склонны к консерватизму и любят держаться того, что любят. Дети при этом консервативны до мозга костей: они хотят, чтобы все было в точности, как на прошлой неделе – то есть как оно было вообще всегда. Впервые я увидел искусство Нила Адамса в «Храбрых и дерзких» (скорее всего, это была история под названием «…Но Борк может сделать вам больно»). Я ее прочел, но не был уверен, понравилось мне или нет: панели под странными углами, ночные краски в основном в оттенках синего, и Бэтмен, который был не совсем привычным мне Бэтменом. Он оказался тоньше, страннее и вообще неправильней.

И все же, увидав обложку Адамса к «Демону усадьбы Готос» (Бэтмен 227), я сразу понял, что это что-то особенное и правильное – и что мир изменился навсегда. В готической литературе непременно должны быть героини, чаще всего облаченные в ночные сорочки и убегающие прочь от больших старых домов, где по никем так нормально и не объясненным причинам обязательно горит свет в одном-единственном окне где-то на верхнем этаже. Иногда леди убегают с канделябрами в руках. Тут же за нашей героиней гонится лукавого вида помещик-злодей, а по обе стороны от него – нечто, сильно смахивающее на пару волков. А вот худой, обезробиненный Бэтмен как раз нигде не парит. Он вместо этого маячит эдаким серым призраком надо всей картинкой: эта история и вправду готична, как бы говорит она нам, и Бэтмен – настоящий готический герой или, по крайней мере, готическое существо. Может, мне и было всего десять, но готику я узнавал с первого взгляда. (А вот о том, что обложка, на которую Адамс таким образом намеренно ссылается, «Детективный комикс 31», тоже принадлежала к готической традиции: злодей по имени Монах напоминал читателю о романе «Монах» Мэтью (Монаха) Льюиса, – я узнал только пару лет спустя, когда историю перепечатали в стостраничном «Супер Спектэкьюлар» и Монах из этой истории оказался вампиром и властелином вервольфов. Или, может, даже наоборот – я слишком давно ее читал. Помню, что в конце Бэтмен открывал гроб Монаха и стрелял (единственный раз на моей памяти у Бэтмена был пистолет) в лежащее в нем тело серебряной пулей, навсегда лишив меня ясности в вопросе, был ли Монах все-таки вампиром или оборотнем.)

К двенадцати годам моим любимым комиксом уже была «Болотная тварь» Лена Уэйна и Берни Райтсона. Думаю, именно она вселила в меня желание писать комиксы, когда я вырасту. «Болотная тварь 7», «Ночь нетопыря» навек запечатлела Бэтмена у меня в сознании как готического персонажа. Обложка выпуска только намекала на то, что внутри: на ней Бэтмен в колоссальном развевающемся плаще летел к покрытому слизью болотному монстру, необъяснимым образом висящему на боку небоскреба. Ощущение, что это происходит ночью, в городе, при искусственном свете, было почти осязаемым. Но то, что заставляет меня до сих пор с теплотой вспоминать эту обложку, находилось на самом деле внутри. Берни рисовал Бэтмена без малейшей претензии на реализм. От Адама Уэста это было максимально далеко: плащ Бэтмена развевался на какое-то немыслимое расстояние – футов пятнадцать? Двадцать? Или все пятьдесят? А пронзительные уши, торчавшие у него над головой, будто рога демона, были даже длиннее, чем на обложке Боба Кейна к «Детективу 31». Райтсоновский Бэтмен человеком со всей очевидностью не был: человек первым делом запутался бы в этом колоссальном плаще и проткнул ушами ближайший потолок. Нет, этот Бэтмен был порождением ночи. Абстрактной концепцией. Самой готикой.

Главная прелесть в Бэтмене – это то, что он не обязан быть чем-то одним, что в нем содержатся все Бэтмены, ходившие по улицам Готэм-сити за последние шестьдесят пять лет: элегантный Бэтмен Инфантино, большой серый бойскаут Спрэна и Шварца, Темный рыцарь Фрэнка Миллера. И ни один из них не реальнее, не достовернее и не истиннее других. Но в моем сердце он – призрак, создание, явившееся прямиком из готического романа, и таким останется навсегда.

Это было написано для издания «Бэтмен: от обложки до обложки» в 2005 г. Это сборник обложек комиксов с изображением Бэтмена, плюс несколько эссе там и сям. Простой веб-поиск покажет вам обложки, о которых я тут толкую.

«Боун»: предисловие и кое-какие мысли вдогонку