Совесть негодяев - Чингиз Абдуллаев

— Понимаю.

— Ты скремблер включил перед тем, как началразговаривать?

— Сам проверил.

— Это хорошо. Никому не доверяй. Ко мне только чтозвонил какой-то следователь. Они на нашу квартиру вышли. У Киевского вокзала. Яему сказал, правда, чтобы не валял дурака, но на всякий случай послал тудалюдей. Так что будь осторожен.

— Не волнуйтесь, товарищ генерал. Я этого чеченца вкулаке держу. Он у меня не вырвется.

Самсонов положил трубку и усмехнулся. Задние зубы у негобыли металлические. Ни он, ни заместитель Директора ФСБ, с которым он толькочто разговаривал, даже не могли себе представить, что, кроме телефонногоаппарата, можно просто установить подслушивающее устройство. Оно и былоустановлено. И работало под столом у Самсонова.

Сидевшие в машине двое пожилых людей слышали каждое слово,сказанное в этой квартире. Они не могли слышать, как отвечал собеседникСамсонова, но все остальное слышали. И все поняли правильно.

— Мы можем опоздать, — сказал один из них.

— Они хотят убрать Дронго, — сказал другой.

Они сидели в самолете. Зоя, надев черные очки, кажется,дремала. Он с интересом читал английские газеты, иногда посматривая на девушку.Прямые волосы были аккуратно зачесаны назад и собраны на затылке. Красивыйпрофиль, идеально прямой нос, тонкая линия красивых губ, подбородок — она моглас успехом выступать в рекламных роликах, думал он.

Когда принесли обед, она сняла очки, и он, наконец,рассмотрел её глаза. Они были с каким-то синеватым отливом, иногда казалисьзелеными, иногда голубыми. От спиртного он отказался, попросив томатный сок слимоном. Она, с интересом взглянув на него, заказала ликер «Бейлис» со льдом.Он почти ничего не стал есть и сразу вернул свой поднос стюардессе. Она,наоборот, с аппетитом пообедала, но не стала есть десерт. В конце он попросилчай, она — крепкий кофе без молока.

За все время в пути не было произнесено ни слова.

В Риге они делали промежуточную посадку, и на этот раз имразрешили выйти в аэропорту. Он вошел в здание аэропорта со смешанным чувствомразочарования и ностальгии. Здесь все было не так, как раньше. Словно по взмахуволшебной палочки довольно заштатный аэропорт провинции превратился в крупныймеждународный центр со своими магазинами, барами, обменными пунктами. Все былогораздо красивее, солиднее, привлекательнее. Но это была уже другая Рига. Этобыла не его Рига. И он отчетливо понимал это. По транзитному залу он ходил схмурым видом, словно опасаясь услышать неприятное известие от кого-то изспешивших повсюду пассажиров. Зоя сидела на длинной скамье и смотрела куда-то всторону сквозь свои темные очки, лишь иногда замечая Дронго.

Да, это была не его Рига. И от сознания этого факта никуданельзя было деться. Он не знал этого чужого аэропорта, этих магазинов и баров.На мгновение он представил, как изменился сам город. Наверное, он не сможет егоузнать. Он подошел к телефонному автомату, словно намереваясь кому-топозвонить. Постоял. И отошел. Звонить было некому. Да и нельзя. Телефона старойподруги своей матери он, конечно, не имел. Не звонить же в справочную,спрашивая, где находится бывший сотрудник бывшего Центрального КомитетаКоммунистической партии Латвии. Это смешно и глупо. Может быть, спасительнаясмерть пощадила её, и она не увидела тех перемен, что произошли на её родине, икоторые она не смогла бы ни понять, ни принять.

Какие странные судьбы, думал Дронго, меря шагами зал.Родившиеся в другой Латвии, они всю свою жизнь боролись за установлениеСоветской власти в своей республике, искренне считая, что это благо длясобственного народа. Освобождали свою родину от фашистов, очищали её от «лесныхбратьев», радовались её успехам. И верили, верили в то, что они делают. Позднеенайдутся лицемеры и прохвосты, которые попытаются оправдать собственноепредательство ложными идеалами и общим безверием людей в ту систему, прикоторой эти прохвосты жили и процветали. И это будет неправдой. Ибо тысячи итысячи людей искренне и честно проживали свою судьбу, стараясь делать этодостойно и честно.

Для этих тысяч людей страшным разочарованием стал развалединого государства, крушение идеалов молодости, крах собственной судьбы.Внезапно они снова оказались в том самом государстве, из которого, казалось,уже однажды вырвались и о котором многие новые поколения знали лишь по книгам.И вся их жизнь, честно и достойно прожитая, оказалась никому не нужной судьбойвыброшенной на свалку истории. Идеалы, за которые они боролись и воевали,голодали и страдали, ненавидели и любили, оказались пустыми, ненужными изачастую просто надуманными. Жизнь заканчивалась, так и не успев начаться.Словно не было перерыва в полвека, в котором они прожили. Неведомый рок перенесих из детства в старость, лишив молодости и судьбы, не оставляя им никакихшансов на вторую попытку. И только испытавший подобную боль мог понять, как этострашно и безнадежно.

Объявили посадку, и он заторопился к выходу, успев увидеть,как не спеша поднимается молодая женщина. В салон самолета он пропустил еёпервой. Она села рядом с ним в своем светло-бежевом костюме с удлиненной, чутьниже колен, юбкой и искоса посмотрела на него.

Стюардесса предложила им апельсиновый сок. Он отказался. Онавзяла свой стакан.

— Вы чем-то расстроены? — спросила Зоя.

— Нет. С чего вы взяли? — удивился Дронго.

— Я видела ваше лицо в аэропорту, — сказалаженщина. Багиров приучил её высказывать свои наблюдения открыто и прямо.

— Да, наверное, — согласился он, — простодумал об одной своей знакомой.

Женщина удивленно взглянула на него и ничего больше неспросила. Когда принесли очередную порцию напитков, он традиционно попросилтоматный сок с лимоном, а она, отказавшись от ликера, взяла бокал шампанского.Подали ужин, и стюардесса положила подносы им на столики. Свой бокал Зояпоставила на столик, рядом с подносом. В столиках имелась одна неприятнаяособенность. В самом центре был довольно большой выступ, который, будучиприкрытым салфеткой, создавал обманчивое впечатление твердой поверхности.Видимо, забывшись, молодая женщина захотела положить туда свою вилку, и та едване упала на пол. Опасаясь, что она упадет, женщина резко схватила вилку, задевпри этом свой бокал с шампанским, который благополучно опрокинулся натемно-синие брюки Дронго.

— Ой, извините, — испугалась женщина, — янечаянно.

— Понимаю, что не нарочно, — улыбнулся он, —ничего страшного.

— У меня есть платок, — потянулась она к своейсумочке.

— У меня он тоже есть, не нужно так переживать из-заобычного бокала шампанского. Во-первых, опрокинулось совсем немного. Во-вторых,я сейчас вытру, в-третьих, на темных брюках пятно все равно не будет видно.

Она улыбнулась, но ничего больше не сказала. Он вышел втуалет и, вернувшись через две минуты, улыбнулся молодой женщине.