Особый отдел и пепел ковчега - Николай Чадович

Созерцая в нём только какие-то смутные пятна, он всё время теребил Цимбаларя:

– Сколько там человек?

– Ясно вижу одного, сидящего ко мне спиной, и другого, который расположился напротив, – отвечал тот. – И ещё наблюдаю справа и слева по паре рук. Итого четыре персоны. Полный комплект. Кроме того, на заднем плане постоянно мелькает какая-то фигура в малиновом халате.

– Человек в чёрных очках среди гостей есть?

– Не разобрать отсюда…

– Чем они занимаются? Играют в карты?

– Похоже на то…

– Деньги на столе видны?

– Говорю тебе, всё как в тумане! На, смотри сам.

Передав оптический прицел Ване, Цимбаларь извлёк из-под одежды фотоаппарат с длиннофокусным объективом и стал снимать жанровые сценки, происходящие за тюлевой занавеской. Напарнику он пояснил, что завтра отдаст снимки в фотолабораторию особого отдела, где специалисты, прежде служившие в аэрокосмической разведке, уберут с них всё лишнее и добьются приемлемой четкости, которая позволит опознать игроков.

– Да мы их при выходе из подъезда и так опознаем! – безапелляционно заявил Ваня. – Никуда эти шлеперы от нас не денутся.

Около одиннадцати часов ночи люди, сидевшие за столом, дружно поднялись и верхний свет в гостиной погас. Цимбаларь, не мешкая, предупредил Людочку:

– Встречайте, сейчас будут выходить! Мы мчимся на помощь.

Но оказалось, что покинуть каланчу, едва не ставшую для них ледяной Голгофой, не так-то и просто. От холода и неподвижности члены одеревенели, а сумрак, который они застали внутри каланчи, поднимаясь наверх, теперь превратился в непроницаемый мрак. Спускаться приходилось буквально на ощупь, ежесекундно рискуя сорваться вниз и сломать себе шею.

Однако возле подъезда, где и должно было произойти знакомство с картёжниками, царило подозрительное спокойствие. Людочка по-прежнему сидела в машине, а Кондаков, наставив воротник плаща, околачивался неподалёку. Оба категорически утверждали, что после получения предупредительного сигнала никто из подъезда не выходил, хотя хлопанье дверей на верхнем этаже как будто бы слышалось.

В безмолвном ожидании прошло ещё полчаса, после чего Цимбаларь в сердцах вымолвил:

– Всё ясно! Ушли по чердаку. Но ничего, завтра мы на такие мансы не купимся. Тёпленькими их возь– мём… А сейчас пора заступать на дежурство в казино. И так уже припозднились. Кто сегодня куда?

– Тебе в «Шангри-Ла», мне в «Эльдорадо», а Петру Фомичу в «Амбассадор», – без всякого энтузиазма сообщила Людочка.

И на этот раз ночное бдение у игорных столов не дало никакого результата. На следующее утро, пока все отдыхали, почерневший от недосыпания Цимбаларь явился в фотолабораторию особого отдела, где, срывая флёр низкой разрешающей способности, световой дифракции и оптической анизотропии, тайное превращали в явное.

Здесь его прекрасно знали как с хорошей, так и с плохой стороны, а поэтому старались не перечить. Снимки, мутные и расплывчатые, словно этюды экспрессионистов, преобразовали в набор электромагнитных импульсов, которые были последовательно пропущены через все фильтры, имевшиеся в распоряжении специалистов по дешифровке слабых оптических сигналов.

При этом особое внимание, пусть даже в ущерб окружающему фону, уделялось лицам, рукам и фигурам людей, представленных на снимках.

Оказалось, что под приметы Пляжника больше всего подходит игрок, находившийся к окну спиной. И хотя на фотографиях были видны только затылок, шея и уши, за которые цеплялись дужки очков, на стекле дверей, ведущих в соседнюю комнату, осталось его профильное отражение, правда, весьма и весьма неясное.

Но главное состояло в том, что под лёгкой тканью сорочки на загривке этого очкарика просматривалось тёмное пятно, имевшее симметричную форму.

Лучше всего получился мужчина, сидевший к окну лицом. Даже не будучи физиономистом, можно было сразу сказать, что это человек с сильным характером, способный на самые решительные поступки. Такие типы на испуг не поддаются и всегда умеют постоять за себя.

Два других игрока, располагавшихся слева и справа от окна, к сожалению, были представлены на снимках только руками – всё остальное скрывала плотная ткань портьер. Неизвестная особа в малиновом халатике на деле оказалась тщедушной интеллигентной старушкой, по-видимому, хозяйкой квартиры.

Когда во второй половине дня снимки попали к Людочке, её вновь охватило томительное ощущение чего-то уже виденного, но всякий раз упорно ускользающего от ясного осмысления.

Не вызывало сомнений, что собравшиеся за столом мужчины действительно предаются какой-то азартной игре, однако вследствие низкого качества фотографий установить её точное название не смогли даже такие многоопытные эксперты, как Цимбаларь и Ваня. Если первый утверждал, что это банальный покер, завоевавший у нас популярность благодаря голливудским фильмам, то второй называл «храп» – игру более жесткую и бескомпромиссную, вошедшую в широкий обиход под влиянием преступного мира.

В любом случае формальный повод для визита на квартиру мадам Герхард имелся – с точки зрения закона подпольные игорные дома ничем не отличались от борделей и наркопритонов. Вот только подготовиться к этой операции нужно было самым серьёзным образом.

Сначала возник спор о том, как лучше проникнуть в квартиру. Миролюбивая Людочка предлагала воспользоваться старым испытанным способом – прикинуться участковым врачом, производящим профилактический обход, или почтовым курьером, доставившим срочную телеграмму. Цимбаларь обещал без шума и пыли вскрыть дверь отмычкой. Кондаков, кичась своими познаниями в подрывном деле, наоборот, призывал действовать с шумом и пылью, зато наверняка.

В итоге решено было придерживаться второго варианта, но третий держать про запас.

Затем перешли к обсуждению боевой экипировки. Людочка настаивала на том, что в квартиру следует врываться, так сказать, с открытым забралом, не скрывая ни своих лиц, ни своей ведомственной принадлежности. В пику ей мужчины полагали, что лучше надеть чёрные маски, дабы в случае возникновения непредвиденных осложнений всегда оставалась возможность с достоинством ретироваться. В конце концов Людочка уступила, не преминув напомнить, что истинная демократия подразумевает не столько приоритет воли большинства, сколько уважение к мнению меньшинства.

Все члены опергруппы, кроме Вани, вооружились табельными стволами, а сверх того прихватили несколько светошумовых гранат, предназначенных для психологического подавления противника. Кондаков прямо в кабинете собрал несложное, но, по его словам, весьма эффективное взрывное устройство, способное, наподобие легендарной ключ-травы, открывать любые запоры.

Едва стемнело, как всё уже было готово к штурму.

Ваню, снабжённого видеокамерой и узконаправленным микрофоном, послали на каланчу. Наученный горьким опытом предыдущей ночи, он обрядился как на Северный полюс – не забыл ни вязаной шапочки, ни мехового комбинезончика, ни пуховых варежек. Однако сволочная погода будто бы издевалась над ним – ближе к ночи внезапно потеплело и хлынул проливной дождь. Ваня, доступный всем капризам стихии, словно вперёдсмотрящий парусного судна, насквозь промок и взопрел, как бы побывав в сауна-баре.