Жан Батист де Траверсе министр флота Российского - Мадлен дю Шатне

* * *

Русские эскадры оказались в августе 1807 г. в нелегком положении. В Средиземном море господствовал английский флот. Хотя официально мало что изменилось, поскольку Тильзитский трактат был опубликован только в ноябре, но после июньского сражения с турками возвращение Черноморской эскадры в Севастополь стало маловероятным. Неужели адмиралу де Траверсе не суждено больше увидеть корабли, ушедшие с Ушаковым еще в 1799 г.[176]

Сенявину приказано немедленно уйти из Средиземного моря. Но события приняли неожиданный оборот. Англичане подошли к Копенгагену и после трехдневной бомбардировки (2—5 сентября) захватили датский флот, а именно: восемнадцать линейных кораблей, пятнадцать фрегатов, шесть бригов и двадцать четыре канонерские лодки — все суда были отведены в Портсмут.

Сенявин не использовал для выполнения приказа тот период, когда секретные статьи Тильзитского договора еще не были известны англичанам. А с того момента, когда союзнические отношения с ними были официально прекращены, для русской эскадры плавание в Атлантике могло обернуться большими неприятностями. Английская эскадра из четырнадцати линейных кораблей, стоявшая в Плимуте, имела задачу перехватить Балтийскую эскадру в Ламанше.

В связи с изменением обстановки Траверсе послал из Николаева приказ Сенявину оставаться в Средиземном море, в адриатических портах, и ждать развития событий. Океан стал теперь гигантской ловушкой. Все же осенью 1807 г. Сенявин прошел Гибралтарский пролив с эскадрой из лучших кораблей Балтийского флота (десять линейных кораблей и два фрегата)[177].

Корабли, оставшиеся в Средиземном море и поступившие в распоряжение Наполеона, распределились между портами Триеста, Венеции, Тулона и Феррайо[178].

Сильный шторм вынудил Сенявина спуститься в Лиссабон. Господин Мюр, начальник канцелярии французского консульства, в записке от 15 ноября 1807 г. привел список кораблей русской эскадры, пришедшей в португальский порт[179]. Эти сведения подтверждаются рапортом господина де Маженди, в котором сообщается о состоянии судов на 5 февраля 1808 г.: «Двум семидесятичетырехпушечным кораблям требуется незначительный ремонт; корпус “Рафаила” должен быть заново проконопачен. На “Святой Елене” нужна починка бушприта, руля и на полуюте; “Твердый”, “Мощный”, “Скорый” и фрегат “Кильдуин” в хорошем состоянии». Судя по донесениям из Лиссабона, эскадра Сенявина не очень пострадала от шторма.

1 марта 1808 г. Александр отдает новый приказ Сенявину, подтверждающий предыдущий:

“Признавая полезным для благоуспешности общего дела и для нанесения вящего вреда неприятелю предоставить находящиеся вне России морские силы Наши распоряжению Его Величества Императора Французов, Я повелеваю Вам согласно сему учреждать все действия и движения вверенной начальству Вашему эскадры, чиня неукоснительно точнейшие исполнения по всем предписаниям, какие от Его Величества Императора Наполеона посылаемы Вам будут”.

В свою очередь Наполеон 10 мая тоже приказывает Сенявину из Байонны:

«Теперь является необходимость в том, чтобы вы поставили себя в возможность выйти во всякое время в море и чтобы вы укомплектовались матросами. Корабль “Святой Рафаил”, кажется мне, имеет много недостатка в своем экипаже. В Лиссабоне должны находиться матросы шведские, гамбургские и других северных портов. Вы можете согласиться с генералом Жюно, чтобы набрать этих матросов и употребить на эскадру…»

8 октября 1807 г. Жюно форсировал Бидассоа и после фантастического двухмесячного кавалерийского марша достиг Лиссабона. Чуть раньше в Лиссабонский порт вошла русская эскадра. Сенявин не стал вмешиваться, как его ни просил Жюно, и позволил португальскому флоту выйти в море, увозя королевское семейство. Браганса нашли убежище в Бразилии. Наполеон пришел в ярость, узнав, что португальский флот, который он рассчитывал присоединить к своим военно-морским силам, выскользнул у него из рук, и Жюно пришлось пережить несколько неприятных минут.

1 августа 1808 г. мощная британская эскадра под командованием адмирала Коттона появилась у устья Мондегу и высадила десятитысячный десант во главе с Артуром Уэлсли, будущим герцогом Веллингтоном. Он разбил Жюно у Вимейру, вынудив его оставить Лиссабон.

Перед лицом превосходящих сил противника, блокировавших устье Тахо, Сенявин вступил в переговоры, которые закончились подписанием Лиссабонской конвенции, в соответствии с ней русские военные корабли передавались на сохранение Англии и должны были быть возвращены через шесть месяцев после окончания военных действий в исправном состоянии.

Наполеон тем самым потерял и русскую эскадру, которая присоединилась к датским кораблям, плененным год назад. История, которой суждено повториться 3 июля 1940 г. в Мерс-эль-Кебире, когда англичане подвергли бомбардировке французский флот, отказавшийся сражаться вместе с ними против немцев.

* * *

Эти события не оставили равнодушным Траверсе и его корреспондентов. Князь Прозоровский, заменивший недавно умершего генерала Михельсона на посту командующего Дунайской армией, адресовал Траверсе “секретное” послание:

“Господин маркиз, вот и еще одна всесветная глупость. Сенявин должен пройти Английским проливом! Да видел ли там кто морскую карту? Останься он на Адриатике, все могло бы еще обернуться в нашу пользу. Он мог бы занять Триест и Венецию, мог бы укрыться в Тулоне (пока французы наши союзники). Непростительная оплошность!”[180]

Осуждал действия Сенявина и Чичагов, человек широких взглядов, но служака до мозга костей. В письме к Траверсе он прибегал к самым нелицеприятным выражениям.

Сенявин, покрыв себя славой Тенедоса и Афона (и так и не получив за эти сражения св. Георгия), теперь возвращался в Кронштадт без кораблей, оставленных в Портсмуте, на английских транспортах. Царь отказал Сенявину в аудиенции. Маркиз де Траверсе, лучше любого другого знавший, чего стоило удержать Ионические острова за Россией, понимал и разделял чувства, владевшие Сенявиным.