Великие мечты - Дорис Лессинг

— Юлия уже тоже ко мне с этим приходила. Но что вы хотите от меня? Чтобы я отправился к Эндрю и предложил ему, чтобы он не вел себя как глупец, а потом пошел бы к Софи и предложил ей, чтобы она не вела себя как безумная? А дело в том, что Эндрю нужен ей, чтобы освободиться от Роланда.

На этом Колин замолчал и с улыбкой ждал, что скажет мать. Он вырос в полного мужчину с черными курчавыми волосами, и очки в неизменно черной оправе придавали ему ученый вид. Он всегда был готов броситься в атаку, в значительной степени потому, что все еще был финансово зависим. Юлия некоторое время назад сказала Фрэнсис: «Лучше я буду давать Колину на расходы, чем вы, — это предпочтительнее с психологической точки зрения». Она была права, но свою неудовлетворенность ситуацией Колин выплескивал на мать.

Фрэнсис тоже ждала. Вот-вот начнется битва.

— Если тебе нужен хрустальный шар, то обратись к нашей Филлиде, благо к ней недалеко идти, но мое знание человеческой природы (многие говорят, что я им обладаю) подсказывает, что Софи останется с Эндрю до тех пор, пока Роланд не остынет, и тогда она бросит Эндрю ради кого-то третьего.

— Бедный Эндрю.

— Бедная Софи. Ничего не попишешь, она мазохистка. Ты должна бы это понимать.

— Потому что я тоже такая?

— Во всяком случае у тебя есть склонность к долготерпению, ты согласна?

— Больше нет. Давно уже нет.

Колин помолчал. И сцена могла бы на этом и закончиться, но он подскочил, бросил в чашку еще один пакетик чая, налил воды, которая не кипела, увидел свою ошибку, выудил пакетик и вышвырнул его в раковину, выругался, подобрал его из раковины, чтобы выкинуть в мусорное ведро, включил чайник, вынул еще один чайный пакет, залил его кипящей водой — все это в неуклюжей спешке, которая подсказывала Фрэнсис, что Колин не испытывает удовольствия от их беседы. Сын вернулся к столу, поставил чашку, потянулся к собаке, погладил ее разок и наконец уселся.

— Это не личное, — сказал он. — Но я тут думал: все ваше поколение такое. Все вы.

— A-a, — протянула Фрэнсис с облегчением: они перебрались на знакомую почву абстрактных принципов.

— Вы спасаете мир. В каждой новой идее — обещание рая.

— Ты путаешь меня со своим отцом. — Потом Фрэнсис решила, что и сама может перейти в наступление. — Мне это начинает серьезно надоедать. Меня всегда считают замешанной в преступлениях Джонни. — Она поразмыслила над словом. — Да, в преступлениях. Теперь уже понятно, что это так.

— А когда это было непонятно? И знаешь что? Буквально вчера я прочитал в «Таймс» его слова о том, что «да, были сделаны определенные ошибки».

— Да. Но я ни участвовала в этих преступлениях, ни сочувствовала им.

— Нет, но ты же спаситель мира, в любом случае. Так же, как и он. Все вы такие. Меня поражает, откуда такая самоуверенность? Должно быть, вы самое чванливое, самовлюбленное поколение за всю историю человечества. — Колин по-прежнему улыбался: значит, считает, что его нападение удалось, но есть в триумфе и толика чувства вины. — Джонни без конца выступает с речами, а ты набиваешь дом сиротками и бродяжками.

А, вот они и добрались до сути. Фрэнсис сказала:

— Прости, но я не понимаю, как одно связано с другим. Что-то не могу припомнить, чтобы Джонни хоть раз кому-то помог.

— Помог? Вот как ты это называешь. Что ж, его квартира сейчас полна американцами, скрывающимися от призыва в армию, — не то чтобы я имел что-то против них — и товарищами со всего мира.

— Это совсем не одно и то же.

— Тебе никогда не приходило в голову спросить себя о том, что бы ты делала, если бы не приютила всю лондонскую беспризорщину?

— В числе этой «беспризорщины» была, между прочим, и твоя Софи.

— Она никогда не жила здесь в буквальном смысле этого слова.

— Тем не менее она у нас дневала и ночевала. И как насчет Франклина? Он провел у нас больше года. А ведь он был твоим другом.

— Ага, и чертов Джеффри. Мало того что в школе мне от него спасения не было, так и на каникулах приходилось терпеть его, год за годом.

— Но я никогда не знала, что ты так его не любил. Почему же ты ничего не сказал? Почему дети не говорят, когда им что-то не нравится?

— Вот видишь — ты даже этого не могла разглядеть.

— О Колин. Еще скажи, что не нужно было и Сильвии разрешать селиться у нас.

— Этого я никогда не скажу.

— Может, теперь и не скажешь, но раньше только об этом я от тебя и слышала. Своими жалобами ты превратил мою жизнь в ад. И вообще, хватит это обсуждать. Сколько времени уже прошло.

— А результаты видны и по сей день. Ты слышала, что та мелкая сучка Роуз болтает повсюду, будто Юлия — алкоголичка, а ты — нимфоманка?

Фрэнсис засмеялась. Это был смех возмущения, но искренний. Колин его ненавидел и вперил в мать обвиняющий взгляд.

— Колин, если бы ты только знал, какую целомудренную жизнь я вела… — Но нет, времена же изменились! Она поправилась: — Даже если бы у меня каждый уикенд был новый мужчина, то почему бы и нет? Имела бы полное право. И ты не смел бы и слова сказать против!

Колин побледнел и молчал.

— Колин, ради бога, ты же прекрасно знаешь…

Ее перебила собака.

— Тяв, тяв, — надрывалась она. — Тяв, тяв!

До Фрэнсис дошла абсурдность ситуации, и она расхохоталась. Колин лишь горько улыбнулся.

Однако главное его обвинение осталось лежать между ними на столе ядовитым грузом.

— Откуда вы брали вашу уверенность? Отец спасает мир, несколько миллионов мертвых там, несколько миллионов мертвых тут, а ты: «Заходите, чувствуйте себя как дома, я сейчас поцелую больные места, и все будет хорошо». — Колин казался совершенно разбитым годами своего несчастливого детства и даже стал похож на маленького мальчика: глаза полны слез, губы дрожат. И Злюка, покинув предписанный ему стул, бросился к своему хозяину, забрался к нему на колени и стал лизать ему лицо. Колин уткнулся лицом в спину собачонки, спрятался — насколько возможно было спрятаться за этой крохой. Потом он поднял голову, чтобы сказать: — Нет, откуда у вас это? Кто, черт возьми, вы такие — все до одного спасители мира, да еще десерты готовите… Ты понимаешь? Мы все закомплексованы. Ты знала, что Софи видит сны про газовые камеры, хотя никто из ее родни даже рядом там не был? — И он поднялся, прижимая к себе терьера.

— Подожди минутку, Колин…

— Мы разобрались с главным вопросом повестки дня — Софи. Она несчастлива. Она и дальше будет несчастлива. Она сделает несчастным и Эндрю. Потом она найдет кого-нибудь еще и продолжит быть несчастной.

Он выбежал из кухни и понесся вверх по лестнице, а собака все лаяла и лаяла у него на руках: «Тяв, тяв, тяв».