Великие мечты - Дорис Лессинг

— Эндрю, будет очень неправильно просить Софи уйти из театра.

— Никогда даже не думал этого делать, бабушка.

— Но ты будешь жить очень далеко.

— Как-нибудь справимся с этим, — сказал Эндрю и пошел открыть дверь для Розмари, которая вносила суп.

По взаимному согласию шампанское все же не распечатали. Съели первое. Следующее блюдо откладывали сколько возможно, но Розмари сказала, что оно испортится, поэтому съели и второе. Эндрю не столько ел, сколько прислушивался, не зазвонит ли телефон, не хлопнет ли дверь. Наконец телефон все-таки зазвонил, и Эндрю ушел в другую часть квартиры, чтобы поговорить с Софи.

Две женщины сидели, объединенные дурным предчувствием.

Юлия сказала:

— Возможно, Софи из тех девушек, которые нуждаются в страданиях.

— Но Эндрю не такой, я надеюсь.

— И потом встает вопрос о детях.

— О внуках, Юлия. — Фрэнсис не придала особого значения своему замечанию и не видела, что свекровь улыбается, потому что ей вспомнился запах вымытых младенческих волосиков и где-то рядом с ней возникло видение… кого? Юного существа… девочки.

— Да, — согласилась она. — Внуки. Мне представляется, что Эндрю будет хорошо ладить с детьми.

Вернувшийся Эндрю услышал последнюю фразу.

— Да, я бы хотел иметь детей. Но Софи передает извинения. Она… не сможет прийти. — Он был на грани слез.

— Почему? Роланд запер ее? — спросила Фрэнсис.

— Он… применяет давление, — ответил Эндрю.

Все это было так ужасно, хуже быть не могло, и женщины понимали это. Эндрю произнес сдавленно, и прозвучало это как прощание:

— Я не могу жить без Софи. Она такая… — И он, не выдержав, бросился прочь из комнаты.

— Этого не случится, — подытожила Фрэнсис.

— Надеюсь.

— Думаю, нам нужно возвращаться домой.

— Подождем, пока он не вернется.

Прошло добрых полчаса, прежде чем Эндрю вернулся, и молодые люди в общей гостиной, заметив через стеклянную перегородку, что женщины сидят одни, позвали их присоединиться к ним. Юлия и Фрэнсис были рады принять это приглашение. Иначе они и сами могли бы расплакаться.

В гостиной юноши и девушки делились тем, как они провели летние каникулы (все они еще учились в университете). Из их рассказов выходило, что сообща они побывали почти во всех странах мира. Они говорили о том, как обстоят дела в Никарагуа, Испании, Мексике, Германии, Финляндии, Кении. Все они отлично провели время, но не только развлекались, а и искали информацию, были основательными путешественниками. Фрэнсис вспомнила, что происходило в доме Юлии лет десять-двенадцать назад. Эти студенты казались ей куда более счастливыми… правильное ли это слово? Она оглядывалась в прошлое — напряжение, проблемы, трудные подростки. Здесь все не так. Да, они старше… но все равно. Юлия, разумеется, сказала бы, что ни один из этих умных мальчиков и девочек не был военным ребенком: война уже не могла бросить на них свою тень.

Эти полчаса можно было бы назвать приятными, если бы их не отравляло беспокойство об Эндрю. Он зашел на минуту, чтобы сообщить, что заказал такси. Он просит у них прощения. По тому, как остальные смотрели на него — удивленно, непонимающе, — гостьи сделали вывод, что соседи по квартире не привыкли видеть сдержанно-ироничного Эндрю в расстроенных чувствах. На улице он поцеловал обеих, обнял бабушку, затем — мать, придержал для них дверцу, но мысли его были далеко. Он кивнул и бегом вернулся в дом.

— Хотелось бы знать, догадывается ли нынешняя молодежь, как им повезло, — сказала Юлия.

— Да уж, им повезло куда больше, чем кому-либо из нас.

— Бедная Фрэнсис, у вас не было шанса посмотреть мир.

— Тогда и Юлия бедная тоже.

Согретые взаимной теплотой, женщины закончили путь в молчании.

— Этого не случится, — сказала на прощание Юлия.

— Да, знаю.

— Тогда нам не стоит лежать всю ночь без сна и понапрасну переживать.

Сидя в одиночестве за кухонным столом, который теперь стоял сложенный вполовину, Фрэнсис пила чай и надеялась, что к ней заглянет Колин. Сильвия почти никогда не заходила. Она уже не ординатор, а настоящий врач, поэтому больше не засыпала на ходу, но все равно работала очень много, и комната на площадке напротив комнат Фрэнсис редко видела свою обитательницу. Сильвия прибегала, только чтобы принять ванну и переодеться, изредка ночевала, порой находила минутку, чтобы подняться бегом наверх и обнять Юлию, вот и все. Так что из всей многочисленной «детворы» Фрэнсис виделась теперь только с Колином.

О жизни младшего сына вне дома она почти ничего не знала. Однажды в дверь постучал разбойничьего вида парень с огромной черной дворнягой и потребовал позвать Колина, и тот сбежал с лестницы, чтобы договориться о встрече в соседнем парке. И у Фрэнсис немедленно зародились подозрения: уж не гомосексуалист ли Колин? Нет, вряд ли, не может такого быть, но она уже принялась обдумывать грамотное и тактичное поведение на этот случай… Хорошо, что вскоре на крыльце появилась томного вида девица, а за ней почти сразу же еще одна, и обеим пришлось сказать, что Колина нет дома. «Но если он не дома, то почему не со мной?» — Фрэнсис примерно представляла ход их мыслей, потому что ставила на их место себя. Эти визитеры были единственными намеками на то, что происходит в жизни Колина. Он обычно бродил по парку в компании со Злюкой, разговаривал с людьми на скамейках, знакомился с собаководами, иногда забредал в паб. Юлия как-то заметила:

— Колин, молодые мужчины должны иметь сексуальную жизнь, в противном случае страдает их здоровье.

Ответом ей было полушутливое-полусерьезное:

— Бабушка, я веду темную и опасную тайную жизнь, в которой полно сумасшедших романтических приключений, так что, пожалуйста, не волнуйся обо мне.

Вечером он появился, как всегда — с собакой, увидел Фрэнсис и сказал:

— Я сделаю себе чашку чая.

Собака вспрыгнула на стол.

— Убери же отсюда эту непоседу.

— Эй, Злюка, ты слышал? — Он подхватил собаку и отнес ее на стул, велел ей сидеть там, и она послушалась, мотая хвостом и наблюдая за людьми черными любопытными глазками.

— Знаю, ты хочешь поговорить об Эндрю, — сказал Колин, усаживаясь со своим чаем.

— Конечно. Это было бы катастрофой.

— А в нашей семье катастрофы — дело неслыханное.

Увидев его улыбку, мать догадалась, что он был в воинственном настроении. Она внутренне собралась, думая, что могла сказать все что угодно Эндрю, но с Колином всегда есть этот момент оценки, когда она пытается понять, в каком настроении младший сын. Она чуть не сказала: «Забудь, поговорим об этом в другой раз», но он уже продолжал: