Закон бутерброда - Титью Лекок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И что это значит? – спросила Марианна, разглядывая трещину на потолке.
– Ну… Придется возместить не задекларированные в налоговой деньги и, наверно, штраф заплатить…
– Ок, то есть возмещать будем ближайшие лет тридцать. Нам крышка.
– По-моему, меня посадят, – сказал Поль.
После консультации по видеосвязи с адвокатом Кристоф спустился в бакалею и купил две бутылки рома. По его мнению, это была единственно адекватная реакция. Он предупредил Клер, что, скорее всего, вернется поздно. Она прислала эсэмэску, спросила, где он. Надо же, все-таки еще немножко интересуется его делами. Он снова, как и каждый день, повторил себе, что если бы ей суждено было от него уйти, она бы уже ушла.
Следующие три часа они провели за методичным распитием бутылок, чокаясь за все, что только можно.
Было еще не очень поздно, около десяти вечера, но если бы кто-то посторонний увидел, как они втроем валяются в гостиной – расхристанная Марианна на раскладном диване, а Поль и Кристоф просто на полу, среди разбросанных стаканов и чипсов, – он бы решил, что на дворе четыре часа утра.
– Будь лапочкой, потрудись дойти до туалета и блюй там, – попросила Марианна мутным голосом.
А потом стала декламировать стихи – как делала за последний час каждые десять минут:
Юность моя не была ли однажды ласковой, героической, сказочной, – на золотых страницах о ней бы писать, – о избыток удачи! Каким преступленьем, какою ошибкой заслужил я теперь эту слабость? Вы, утверждающие, что звери рыдают в печали, что больные предаются отчаянью, что мертвые видят недобрые сны, – попробуйте рассказать о моем паденье, рассказать о моих сновиденьях! А сам я теперь изъясняюсь не лучше последнего нищего с его бесконечными Pater и Ave Maria. Разучился я говорить! Однако сегодня мне верится, что завершилась повесть об аде. Это был настоящий ад, древний ад, тот, чьи двери отверз сын человеческий. Все в той же пустыне, все в той же ночи, всегда просыпается взор мой усталый при свете серебристой звезды, появленье которой совсем не волнует Властителей жизни, трех древних волхвов, – сердце, разум и душу. Когда же – через горы и через пески – мы пойдем приветствовать рождение мудрости новой, новый труд приветствовать, бегство тиранов и демонов злых, и конец суеверья; когда же – впервые! – мы будем праздновать Рождество на земле? Шествие народов! Песня небес!
Она выдержала мелодраматическую паузу и прошептала:
Рабы, не будем проклинать жизнь![17]
– Офигенная какая штука, – пробормотал Поль.
– Ну так. Это Рембо. После этого он перестал писать и уехал.
– А… Только я что-то не догоняю. Это что значит?
Марианна сделала рукой какой-то малопонятный жест:
– Это значит, что я поступлю, как он. Завяжу с интернетом.
– И что делать будешь?
– Что-нибудь настоящее. Вроде лотарингских кишей. Лотарингский киш – это гиперреально.
– Угу… Реальность же сплошное дерьмо. И вообще, что это такое? Другие, с которыми вечно невозможно сойтись?
– Бессмысленные социальные коды.
– Нет, – отрезал Кристоф. – Реальность – это заполнить налоговую декларацию. Пора уже понять, Поль…
– Да пошла она в жопу, эта налоговая декларация. Срать я хотел на это общество, на его гребаных копов и говенные законы. Я ничего плохого не сделал.
Марианна издала негодующий звук:
– Спустись на землю, Поль. Мы проиграли. Праздник кончился. Интернет и общество сплавились воедино. Наше убежище от нас убежало. И ничего ты с этим не поделаешь. Остается только платить. – Она повернула голову к Кристофу. – А ты что будешь делать?
– Получил предложение от одной политической партии. Хотят использовать интернет для победы на выборах. Профилировать избирателей с помощью Big Data и вести более эффективные избирательные кампании.
– Я слишком набрался, ничего не понимаю, что за хрень вы несете, – сказал Поль.
– Ну, если ты напишешь в Фейсбуке, что на тебя напали на улице, тебе могут прислать сообщение на эту тему. – Кристоф наклонился и налил себе еще стакан. – Но поскольку это значит похоронить демократию, я как-то не уверен, что возьмусь за такую работу.
Несколько секунд они сидели в молчании.
– Как вы думаете, это хорошо, что мы все трое встретились? – Голос у Кристофа был очень серьезный. Почти трезвый.
– Здрасьте… Что это ты вдруг? – спросил Поль с некоторой досадой. – Ясное дело, хорошо.
– Я имел в виду… Нет, правда, у вас нет ощущения, что с тех пор, как мы все трое знакомы, мы друг другу не приносим ничего, кроме геморроя?
– Слушай, чувак, вот ты сейчас очень обидно сказал.
Марианна приподнялась на локте и свесилась с дивана, чтобы взглянуть Кристофу в лицо:
– Нет, ты что, серьезно? Ты в самом деле жалеешь, что с нами встретился? Мы для тебя такая обуза?
– Не сердитесь. Я про нас всех говорю.
– Во всяком случае, вопрос совершенно дурацкий. Поезд ушел.
– Ок, – согласился Кристоф. – Тогда представьте, что мы вернулись в август 2006 года. Вы только что получили от меня мейл. Но на сей раз вы знаете, что будет дальше. Что в итоге мы окажемся там, где оказались, то есть здесь. В нынешней ситуации. Вы бы мне все равно ответили?
Повисло гнетущее молчание.
– Ага! – воскликнул Кристоф. – Вот видите!
– Погоди, – оборвала его Марианна. – Я просто всерьез задумалась, хочу ответить тебе по-настоящему.
– Но это значит, что ответ вовсе не очевиден.
– Не гони, – уточнил Поль. – Просто мы только что узнали, что на годы засели по уши в долги перед налоговой. Тут задумаешься.
Они снова замолчали. Через несколько минут Поль обронил:
– И все-таки, согласитесь, славно порезвились…
– Да.
– Это точно.
– И потом, у вас что, другие друзья есть?
– Э-э… – Марианна кашлянула. – Вообще-то да. Есть несколько.
– У меня тоже, – подтвердил Кристоф.
– Нет, ну кончайте! Я хочу сказать, такие друзья, как мы трое. Мы связаны друг с другом, даже, можно сказать, друг другу суждены.
Кристоф глупо заржал, а Марианна ответила:
– Поль, это все очень мило, но надо называть вещи своими именами. Между нами вообще нет ничего общего.
– Вот потому я и говорю, что это судьба.
– В данном случае судьба носит имя “интернет”, – отозвался Кристоф.
– Пффф… Интернет – это просто компьютерные коды, которые чуть было не изменили к лучшему этот мир.