Инстинкт женщины - Чингиз Абдуллаев

— Я понимаю и это.

— О какой зарплате вы говорили с Мариной Владимировной? —спросил Рашковский, глядя на нее и даже не взглянув в сторону Кудлина.

— Я говорил о зарплате до десяти тысяч долларов, — пояснилКудлин. Было очевидно, что он чувствует себя в присутствии шефа не таксвободно, как раньше.

— Вы объяснили Марине Владимировне, что в эту сумму входят икомандировочные, и премиальные? — спросил Рашковский, снова глядя только нанее.

— Конечно, — соврал Кудлин, — мы обо всем договорились.

— Тогда все в порядке. Вам уже показали ваш кабинет?

— Да, спасибо. Я все посмотрела.

— В таком случае вы все знаете. Для начала зарплата у васбудет порядка трех-четырех тысяч долларов. Я точно не помню, какие именноналоги с вас причитаются, но это где-то около половины. Кроме того, мы сразуоткроем вам кредит на двадцать пять тысяч долларов, которые необходимопотратить вместе с нашим консультантом по одежде.

— Двадцать пять тысяч… — Она не поняла, о чем он говорит.Кудлин тревожно взглянул на Рашковского, но промолчал. Она тоже не стала ничегоуточнять.

— Все прочие условия вам объяснит Леонид Дмитриевич, —добавил Рашковский и затем неожиданно спросил: — Вы давно знаете ЕлизаветуАлексеевну?

— Добронравову? Давно, — кивнула она, изображая некотороеудивление.

— Она моя тетя, — пояснил Рашковский.

— Я этого не знала. Она меня вам рекомендовала?

— Нет. Мы сами на вас вышли. Она до сих пор не знает, что выбудете работать у нас.

— Мы знакомы уже много лет, — просто сказала она.

— Мне говорили, что вы опытный психолог. Кандидат наук,собираетесь защищать докторскую. Вам не жаль бросать науку?

— Пока не знаю, — чистосердечно призналась она, — еще неразобралась. Все так неожиданно…

— Ясно. — Он наконец посмотрел на Кудлина. По его глазамничего нельзя было прочитать. Затем он вновь перевел взгляд на Чернышеву: — Высогласны работать моим личным секретарем?

— Да, — она не стала кокетничать, понимая, что это сразувызовет у него отторжение.

Ему понравился конкретный и четкий ответ. Он вспомнил об ихвстрече в больнице:

— Вы, кажется, любите Хемингуэя?

— Да. Это мой любимый писатель.

— Вы бывали в Чикаго?

— Нет, никогда.

— Я думаю, что мы будем вас оформлять на работу уже сегодня,— сказал Рашковский, вновь посмотрев на Кудлина. — Дело в том, что мы завтрауезжаем. Поэтому сегодня у вас будет очень много дел.

Она промолчала.

— Вы ничего не хотите мне сказать? — неожиданно спросил он.Очевидно, в дальнейшем ей придется привыкать к его неожиданным вопросам.

— Хочу, — вдруг неожиданно даже для самой себя сказала она.

Кудлин насторожился. Рашковский взглянул на нее с явныминтересом.

— Если разрешите, я дам одну рекомендацию как психолог, —сказала она, прямо глядя в его немигающие серые глаза.

— Какую же?

Если сейчас она ошибется, ей уже не работать с ним. А есливсе сойдет нормально… На раздумья не было времени. Все, чему она училась многолет в разведке, спрессовалось в этот миг.

— Мне показали вашу галерею, — пояснила Марина, холодея отсвоей смелости.

— Она вам не понравилась? — Очевидно, это было его детище, иподобная наглость сильно его задела.

— Напротив. Очень понравилась. У вас потрясающая коллекция.Но мне кажется не совсем правильным, что вы разрешаете высокопоставленнымсотрудникам вашего банка отбирать картины в свои кабинеты. Это не дает нужногоэффекта. В кабинетах будут лучше смотреться гравюры либо копии. Оригиналывыглядят слишком вызывающе для такого солидного банка, как ваш. Лучше зановособрать туда все картины и сделать галерею доступной для всех.

Рашковский посмотрел на Кудлина в третий раз. В его глазахмелькнуло некоторое удивление, впрочем, перераставшее в удовлетворение. Онасказала нечто такое, что ему понравилось. Кудлин нахмурился. Видимо, он былавтором идеи — раздавать собранные картины в кабинеты сотрудников. И очевидно,Рашковскому она не очень импонировала.

— Вот видишь, — сказал вдруг, улыбнувшись, ВалентинДавидович, переходя на «ты» и показывая этим степень своего доверия новомусотруднику. — Я тебе всегда говорил, что такие картины в кабинетах — этоненужный купеческий выпендреж, а ты мне говорил о респекта-а-бельности. Вотвидишь, и психолог так же считает.

— В английских банках висят подлинники, — мрачно парировалКудлин.

— В английских банках есть вековые традиции, — вставилаМарина, понимая, что ей не нужно наживать врага в лице Кудлина, — и вы правы,что там это выглядит респектабельно. Но в России иные стандарты. Извините, еслия вмешалась не в свое дело. Но, повторяю, мне очень понравились ваши картины.

— Спасибо, — сказал явно довольный Рашковский. — Вы можетеидти. Извините меня, еще одну минуту. Как к вам лучше обращаться — поимени-отчеству или только по имени?

— Я думаю, что имени будет достаточно, — ответила она. Этотнюанс они согласовывали с Циннером.

— Спасибо. До свидания. — Он смотрел на нее с нескрываемыминтересом. Ему понравилась идея насчет галереи. Банкир не сидит, как собака насене, на своих богатствах — щедро делится ими с народом.

Когда она вышла из кабинета, в дверях уже стояла Лида.

— Я вызвала консультанта по одежде, — сухо пояснила она, —вы можете с ней побеседовать. — Нужно было видеть ее лицо, когда она этоговорила.

А в кабинете Рашковского состоялся следующий диалог.

— Она тебе понравилась? — спросил Кудлин.

— Интересный экземпляр, — задумчиво заметил Рашковский.

— Я полагаю, что она сможет у нас работать.

— Посмотрим. Во всяком случае, первое впечатление оченьнеплохое. Сильный человек со своими взглядами. Ты знаешь, я думаю, что некаждая женщина на ее месте посмела бы дать мне какой-нибудь совет. Это послетого, как она увидела свой новый кабинет, узнала про свою зарплату, услышала отменя о наших поездках. В ней определенно есть деловое и сильное начало.

— Я же тебе обещал, что она начнет работать у нас до твоегоотъезда, — улыбнулся Кудлин. Он не стал говорить, что в отличие от Рашковскогоему не понравилась слишком независимая позиция Чернышевой. Женщина, котораяпопадает из пыльной комнатенки своего института в такие апартаменты, не можетбыть столь независимой. Особа, которая получала нищенскую зарплату в двестидолларов без иных перспектив, неожиданно получила шанс увидеть весь мир,получая фантастический оклад, — и вдруг в первый же день демонстрирует своюнезависимость. В таком случае она либо дура, либо сильнее, чем онипервоначально считали. А почему она чувствует свою силу? Что за ней? ДуройЧернышеву однозначно не назовешь… Возможно, их проверка прошла слишком быстро ислишком формально. Это надо учесть на будущее.