Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Тейлор Бакли

— А если Ло и Хань узнают об этом — а они точно узнают, сами понимаете, — то не окажется ли, что вы сами вкладываете им в руки меч?

— Набирайте номер, Ган.

Ган начал нажимать кнопки своего мобильного телефона. Потом остановился.

— А вы что-нибудь расслышите? За этим шумом воды?

— Расслышу, Ган.

Ган набрал остальные цифры.

— Да. Алло! Добрый день. Доктор Киссинджер сейчас не занят? С ним хотел бы поговорить Президент Китайской Народной Республики.

— Да, Блетчин?

Блетчин был как-то особенно взбудоражен. Избыток кофеина?

— Сэр, — прошептал он благоговейно, — звонит доктор Киссинджер.

— Да? — Фэнкок приподнялся. — А! Ну, хорошо.

Он потянулся к телефону. Блетчин уже собрался уходить.

— Блетчин? Садитесь. Послушайте.

— Благодарю вас, сэр.

Пускай — ведь он все равно подслушивал бы по своему телефону.

Фэнкок взял трубку.

— Генри? Очень рад слышать ваш голос. Где вы сейчас? В Бомбее? О боже. Дурная голова ногам покоя не дает, верно?.. Ну да, у нас тут далеко не все спокойно, но мы стараемся изо всех сил не сбиваться с курса… Une belle ordure?[63]Да, хорошо сказано. Де Голль? Нет, я не знал его лично. Мы с ним немножко разминулись… Вот как? Сам Фа? Правда?.. Когда?.. Великий Дракон?.. Ах, Величие Дракона. М-м. Что-то мне не нравится это название… Что ж, это очень утешительно, что нас предупреждают, однако ему придется сделать хоть что-нибудь в качестве ответной меры. Президенту и так достается от всех — и справа, и слева. Вы видели, как вчера Пенелопа Кент — эта жуткая стерва — назвала его «тряпкой» на публичном чаепитии, где присутствовало десять тысяч гостей!.. Да, надеюсь, она уже баллотируется. Коль скоро мы подходим к концу американского эксперимента, то почему бы нам не избрать ее в президенты и не покончить со всем этим одним махом?.. Генри, он просто не может и дальше сидеть сложа руки. Я тоже очень хочу, чтобы его похоронили, но они абсолютно уверены, что китайцы этого не допустят… Я уже говорил им. Ну что ж, я готов предоставить семейный участок Фэнкоков в Маунт-Оберне… Что? В Арлингтоне? Гм. Ну, это — мысль, должен признать. Да, притом весьма изящная. Разумеется, узнаю. Хорошо, благодарю вас. Благодарю. И держитесь там подальше от беды в Бомбее. Привет Нэнси. И от Дороти тоже.

Фэнкок положил трубку.

— Да, Блетчин, это один из величайших умов нашего времени.

— О да, сэр.

— Никому ни слова, Блетчин.

— Да, сэр.

— Хорошо, соедините меня с этим, как его там. А пока я буду с ним разговаривать, позвоните Доджетту — пусть свяжется с комендантом Арлингтона. Пусть выяснит, нет ли каких препятствий. И… Блетчин?

— Сэр?

— Скажите им, что было бы крайне желательно, чтобы никаких препятствий не возникло. Чтобы я не слышал таких возражений — что, мол, его нельзя хоронить на Арлингтонском национальном кладбище, потому что он не служил в чертовой армии США!

— Я упомяну об этом, сэр.

— Ну, а пока соедините меня с этим, как его там?

— Да, сэр.

— Блетчин?

— Сэр?

— Ну, как его зовут, черт возьми?

— Джангпом, сэр. Джангпом Гадсо. Он — седьмая реинкарнация…

— Оставьте это, Блетчин. Просто соедините меня с ним.

Жук сидел на кухне и дописывал последнюю главу романа с такой скоростью, что пальцы едва поспевали за его мыслью. Но даже и теперь он никак не мог решить — оставить ему Турка в живых или убить.

Бетти Попрыгунья О’Тул кружила над отчаянной сценой, управляя смертоносным военным самолетом АС-130, у которого кончалось топливо, кончались боеприпасы, однако стрелка на ее индикаторе отваги по-прежнему указывала на отметку «100 %».

Жук прервался. Ого — здорово как! И откуда только берутся такие фразы? Лучше не спрашивать. Лучше продолжать.

Турок! Турок! Ты видишь мое сообщение? Отзовись, Турок! Отзовись, черт возьми, Турок!

— Уолтер! Уолтер? Уолтер, возьми трубку, если ты дома!

Пальцы Жука замерли в воздухе. Он услышал голос Минди из автоответчика. И зачем он только опять включил его?

— Уолтер! Подойди к телефону!

Который сейчас час? Он распрямился. Шею кольнула острая боль. Сколько же он так просидел?

Он взглянул на часы, висевшие на кухне. Одиннадцать с чем-то. Боже, благослови аналоговые часы: они-то по-прежнему показывают время на старомодный манер. Было одиннадцать с чем-то. Но — одиннадцать с чем-то вечера — или утра? Вот в чем вопрос.

Сквозь шторы пробивался свет. Ладно. Свет. Гм. Свет — значит, сейчас утро. Вот это да! Когда же он сел за работу? В шесть вечера. В шесть вечера… вчера. Боже, значит, он просидел за работой страшно долго!

— Уолтер! Ты дома? Пожалуйста, подойди к телефону!

Что это… всхлип? Похоже, что да.

— Мин? У тебя все в порядке?

— Нет!

— Что-то случилось?

— Да!

— О боже. Ладно. Ладно, не волнуйся. Все будет хорошо. Ты можешь дойти до телефона, детка? Можешь набрать девять-одиннадцать?

— Уолтер — я же и говорю с тобой по дурацкому телефону!

Верно. Тут он маху дал.

— Но что случилось? Ты…

— Уолтер, нас отменили. — Всхлип.

— Отменили?

— Кубок Тан! — Всхлип. — Сэм только что позвонил. Он услышал об этом по радио. Из-за китайского военного корабля и этого идиотского тайваньского креветочного судна. — Всхлип.

— Какого еще судна?

— Жук, где ты был? На Марсе?

Жук почесал голову.

— Да нет, просто занят был… презентацией. А что происходит?

— Все из-за этой дурацкой истории с Далай-ламой… — Всхлип.

— Про это я знаю. Но…

— И из-за этих дурацких китайских военных учений.

— О них я тоже слышал. А что случилось?

— Какой-то идиотский китайский военный корабль потопил какое-то идиотское тайваньское судно, ловившее креветок, и теперь это вылилось вот в это. Китайцы говорят, что те первые начали, хотя непонятно, что бы это могло значить. Что — они креветками их стали забрасывать? А тайваньцы говорят, что китайцы просто протаранили их. Без всякой причины. По телевизору показывают спутниковую съемку, где видно, как китайцы таранят тайваньцев. И вот теперь все стоят на ушах. И все — из-за похорон Далай-ламы. С каких это пор буддизм разжигает войну, а?