Нежный bar - Дж. Р. Морингер

Я тоже осмотрелся. В другом конце бара сидела группа молодых людей моего возраста, и все они, как я слышал, недавно получили свою первую работу на Уолл-стрит. Они получали как минимум по сто пятьдесят тысяч долларов в год, и каждый из них выглядел как сын, которым гордится его мать. Интересно, думал я, заметила ли их мама и не думала ли о том, что с удовольствием променяла бы меня на одного из них.

— Значит, таков твой план? — спросила мать. — Ты хочешь стать нищим писателем, живущим в мансарде?

Я не знал, что такое мансарда, но звучало это здорово.

— Тебе надо найти работу, — сказала мама. — Вот и весь разговор.

— У меня будет работа. Я напишу роман.

Я улыбнулся. Она не улыбнулась в ответ.

— Настоящую работу. Тебе нужно зарабатывать деньги, чтобы оплачивать медицинскую страховку, покупать одежду, и, если ты намереваешься жить у дедушки, тебе нужно давать ему какие-то деньги на еду.

— С каких пор?

— С тех пор, как тебе исполнилось двадцать один. С тех пор, как ты закончил Йельский университет. Тебе нужны деньги, Джей Ар. Деньги на жизнь. Деньги, чтобы… хотя бы оплачивать выпивку в баре.

Я не стал объяснять, что за выпивку платить не нужно, племянники барменов пьют бесплатно. Я знал, что этот аргумент не убедит маму и не успокоит ее. Я пил виски и помалкивал, и это было самое разумное решение, которое я принял за последнее время.

Я шел по Пландом-роуд, заполняя заявления на работу, представляясь владельцам и управляющим каждого магазина. Дойдя до конца Пландом-роуд, я выбился из сил. День был жаркий, и мне хотелось пить. Я посмотрел на часы. В баре в это время наливали два коктейля по цене одного. Я поднял глаза. Следующим магазином, который я увидел, был «Лорд энд Тейлор». Я сказал себе, что заполню очередное заявление, а потом отправлюсь в «Пабликаны» выпить с дядей Чарли пивка.

Женщина из отдела кадров в «Лорд энд Тейлор» заявила, что вакансий в отделе мужской одежды нет. Уже чувствуя во рту вкус пива, я встал и поблагодарил ее за уделенное мне время.

— Подождите-ка, — остановила меня она. — У нас есть кое-что в отделе «Все для дома».

— Для дома?

— Полотенца. Мыло. Свечи. Замечательный отдел. Позиция на полный рабочий день.

— Не знаю. — Я вспомнил о своем дипломе. О своей гордости. А потом перед моим внутренним взором всплыло выражение лица матери в «Пабликанах».

— Когда… когда я смогу приступить к работе?

— Прямо сейчас.

Мы с женщиной из отдела кадров спустились по эскалатору в подвал — в отдел «Все для дома». Она представила меня сотрудникам отдела, четырем женщинам, которые, наверное, в свое время были суфражистками. Заведующая отделом «Все для дома» отвела меня в подсобку и ознакомила с сутью работы, что заняло десять минут, поскольку рассказывать по сути оказалось нечего. В «Лорд энд Тейлор» не было ни компьютеров, ни кассовых аппаратов, ни каких-либо признаков того, что на дворе конец двадцатого века. Каждая покупка записывалась в блокнот для заказов, квитанции писались под копирку, а в редких случаях, когда покупка оплачивалась наличными, сдача выдавалась из металлического сейфа. Заведующая сказала, что покупатели находят свою прелесть в том, что в «Лорд энд Тейлор» такие старомодные порядки. Она выдала мне фартук, сделала бирку с именем — «Ар Джей Моингер» — и отправила меня в отдел.

— Для начала, — сказала она, — протри пыль.

Я поймал свое отражение в одной из зеркальных музыкальных шкатулок, выставленных на продажу в отделе «Все для дома». Этот парень похож на меня, но не может быть, чтобы это был я, потому что на нем фартук, а в руках щетка из перьев для смахивания пыли. В мае — Йель, в июне — отдел «Все для дома» в «Лорд энд Тейлор». Я подумал о своих однокурсниках, таких, как Джедд Редукс и Байяр. Я представил себе, какие карьеры у них начинаются, какая замечательная жизнь их ожидает. Учитывая мою «везучесть», один из них обязательно поселится в квартирке на Шелтер-Рок-роуд и зайдет в «Лорд энд Тейлор», чтобы воспользоваться телефоном, — а там я, в фартуке, как кастрат, насквозь пропитанный запахом ароматического мыла.

— Простите.

Я повернул голову. Покупательница.

— Ар Джей, — прочитала она надпись на бирке, — не могли бы вы мне помочь с «Уотерфордом»?

Женщина показала на хрусталь, который желала посмотреть. Я вынул бокалы из коробки и разложил перед ней на мягкой ткани. Поднимая бокалы и рассматривая их на свет, она стала задавать мне вопросы, и хотя я не знал ответов, я сообразил, что в «Лорд энд Тейлор» не ставят оценок. Я сказал покупательнице, что технология, используемая на фабрике «Уотерфорд» в Ирландии, заимствована у друидов. Рассказал о колоколах, которые каждый день бьют на башне Уотерфорд (я описал башню Харкнесс), и заверил, что каждое изделие «Уотерфорд» неповторимо, как человеческая душа. Я не знал, что еще вылетит у меня изо рта, и мне самому не терпелось это узнать, впрочем, как и покупательнице. Вранье получалось вдохновенным, красноречивым и бесстыдным. Я сочинял напропалую, без зазрения совести, и у меня было ощущение, что я вернул себе какую-то часть потерянного достоинства.

Женщина купила хрусталь «Уотерфорд» на шестьсот долларов, что в один день сделало меня лучшим продавцом отдела «Все для дома». Оказалось, что это беспрецедентный случай. Ни один сотрудник отдела не становился лучшим продавцом в первый день работы, сказала заведующая, протягивая мне конфетницу.

— Что это? — спросил я.

— Лучший продавец дня получает приз. Сегодняшний приз — серебряная конфетница.

— Поздравляем, — сказала одна из суфражисток, женщина по имени Дора, носившая очки размером с экран телевизора. По ее неискреннему тону я понял, что ее сегодняшняя прибыль тоже была большой и она уже положила глаз на конфетницу.

На следующий день все повторилось. Я продал товара долларов на восемьсот и получил в качестве приза набор ножей для мяса. Всю первую неделю мои продажи намного превышали сделки суфражисток, а в воскресенье я побил давний рекорд отдела «Все для дома». Я продавал товар быстрее, чем сотрудники «Лорд энд Тейлор» успевали ставить его на полки, и не только «Уотерфорд». Я продал столько свечей, что можно было осветить стадион «Шиа» для ночного матча, и достаточно полотенец для ванной, чтобы осушить залив Манхассет.

Суфражистки отдела «Все для дома» весь день бросали на меня косые взгляды, будто я оспорил их право на участие в выборах. Я был их самым страшным кошмаром: молодой, полный энергии, не страдающий болезнями ног, которые мучили их оттого, что они десятки лет стояли за прилавком, я лишал их всякой надежды на ежедневные призы. Я тоже смотрел на себя искоса — в одну из зеркальных музыкальных шкатулок. Я согласился на работу, которая, как мне казалось, была меня недостойна. Теперь же мне стало казаться, что это и есть мое призвание. Подобно воде, я пытался найти свой уровень. Может быть, поэтому надо мной смеялись в Йеле? Поэтому Сидни меня бросила? Потому что я метил слишком высоко? Может, мне суждено было стать лучшим продавцом в истории отдела «Все для дома»? Раньше я переживал, что начал находить извращенное удовольствие в неудачах. Теперь меня беспокоил неизменный успех в отделе «Все для дома» и то, что он сулил мне.