Белый ворон Одина - Роберт Лоу

Силы оставили его, и бедняга умолк, так и не закончив фразу. Финн тихонько застонал, как от физической боли. Я видел, как у него шевелится борода — это на лице ходили желваки. Затем рядом с нами очутился Олав, и Пай приветствовал его слабой, вымученной улыбкой.

— Историю, — попросил он в промежутке между двумя мучительными вдохами. — Смешную… и короткую. Мое время… истекает… Надо идти.

Олав кивнул, едва сдерживая слезы. Зубы его были так крепко стиснуты, что я вообще сомневался, сможет ли мальчик говорить. Он тоже был по-своему привязан к Паю. Несмотря на разницу в возрасте, между ними сложилось некое подобие дружбы, замешенной на мальчишеском соперничестве. Во всяком случае, оба они проявляли интерес друг к другу. Я помню: Пай всегда восхищался необычными способностями мальчика и слегка завидовал его положению в обществе. Что касается Олава, то он, хоть и подтрунивал над пышными нарядами Пая (из-за которых ему, собственно, и дали прозвище Павлин), в глубине души завидовал старшему товарищу. Ему хотелось поскорее вырасти и вести вольную жизнь взрослого викинга.

И вот теперь настало время исполнить последнюю волю умирающего.

— Жил-был один разбойник, — начал Олав так тихо, что слышать его могли лишь мы, стоявшие в углу. — Назовем его… Паем. Как-то раз решил Пай отдохнуть в перерыве между делами и зашел в знакомый кабак. Выпил он изрядно — так что прямо там и заснул на лавке. И увидел он странный сон: будто какие-то люди, с которыми он что-то не поделил, задумали его убить. Снится Паю, что четверо недругов окружили его со всех сторон. Один принес с собой копье, чтобы выколоть глаза. Другой держит топор, намереваясь раздробить Паю пальцы и переломать ноги. У третьего в руках меч солидной длины, и незнакомец уже примеряется, как бы воткнуть этот меч Паю в горло. Но страшнее всех четвертый, который стоит с ножом и хочет отрезать бедняге ятра — чтобы потом воткнуть их ему в уши.

В этом месте Пай прыснул со смеху, но не рассчитал силы и надолго закашлялся. Приступ отнял у него чуть ли не все силы. Он смертельно побледнел, но воспаленные глаза светились неподдельным интересом.

Олав дождался, пока Пай худо-бедно восстановит дыхание, и продолжил свой рассказ:

— Наш разбойник проснулся с криком и обнаружил, что по-прежнему лежит на лавке в знакомом кабаке. «Фу! — подумал он. — Приснится же такое после доброй выпивки». Однако не успел он с облегчением перевести дух, как заметил, что и в самом деле окружен врагами. Поблизости маячат три отвратительных типа, которые поглядывают на него с явно недобрыми намерениями. У одного в руках копье, перепачканное в какой-то слизи — будто этим копьем только что кому-то глаз выкололи. Другой держит в руках окровавленный топор, а третий — меч солидной длины. А четвертого-то и нету!

Огляделся Пай по сторонам — и правда, нет четвертого! Улегся Пай снова на свою скамью и — не обращая внимания на приближавшихся врагов — произнес: «Хвала Одину! Это был просто страшный сон».

Пай тихо рассмеялся и сразу же снова зашелся в надсадном кашле. Некоторое время грудь его отчаянно вздымалась и опадала, тело сотрясалось в судорогах. Затем все прекратилось. Торгунна выждала несколько минут, затем утерла мокрое от слез лицо и склонилась к Паю. Пару секунд прислушивалась, пытаясь уловить слабое дыхание. Затем печально покачала головой и закрыла ему глаза. Иона Асанес уронил голову на руки и, не скрываясь, зарыдал.

Финн с трудом перевел дух.

— Вот тебе и слава, — с горечью сказал он, ни к кому не обращаясь. — В конечном счете все приходят к одному концу.

— Отличная история, — похвалил я Олава. — Он получил то, что хотел. Далеко не каждому удалось бы сделать такое — даже для лучшего друга. Боги наградили тебя даром…

Воронья Кость покачал головой. Его разноцветные глаза подозрительно блестели, лицо как-то разом осунулось и побледнело — мальчик стал похож на маленького старичка.

— Иногда это не дар, а проклятие, — едва слышно прошептал он.

Мы долго обсуждали, как бы похоронить своих мертвых в соответствии с северными законами. Все норманны настаивали на сожжении, поскольку были уверены: стоит нам уйти, как местные жители выкопают тела и снимут с них все ценное. Однако Владимир отказал в нашей просьбе, так как для этого требовалось разобрать на дрова один-два деревенских дома.

— Не понимаю, — возмущался Сигурд, недовольный тем, что его люди так и не обретут покоя. — Ты обобрал этих людей до нитки. Им придется зарезать последний скот, а по весне дело наверняка дойдет до того, чтоб жевать кожаные ремни. И при этом ты боишься разрушить пару жалких хижин!

Владимир стоял, сложив руки на груди и сверкая глазами на своего воеводу.

— Эти люди — подданные моего брата, — сказал он, упрямо выпятив подбородок. — Пока что… Но настанет день, и они станут моими. Мне не нужна их ненависть. Вполне достаточно, чтоб они боялись меня.

Я видел, что Сигурд не понимает князя. Я и сам не вполне постигал логику этого юного правителя. Зато Иона Асанес всецело его поддерживал.

— Владимир прав, — заявил он с улыбкой. — Князь является пастырем своего народа. Разумный пастырь стрижет стадо, а не вырезает его под корень.

И они вдвоем пошли плести и развешивать красивые словеса. Я послушал их пару минут и удалился. У меня было такое чувство, словно я иду по скользкому льду и не знаю, где упаду. Не понимал я их способа управлять людьми. Нет, я готов признать, что за этими молодыми будущее. Наверное, именно так через десять лет и будут править ярлы, князья и короли. Но сам я для такого не годился. Возможно, Иона Асанес окажется лучшим ярлом, чем я. Когда-нибудь в будущем…

Но не сейчас, и не для нашего Обетного Братства. Ибо что касается моих побратимов, они тоже люди старой закалки. И мы прекрасно друг друга понимали. Вот они стоят возле темных холмиков свежих могил, опираясь на длинные топоры, которыми только что рубили замерзшую, неподатливую землю.

Они ждали, чтоб их ярл сказал несколько слов. И я воспользовался этой возможностью, дабы сплотить Братство. Я напомнил о данном обете и о том, что бывает с клятвопреступниками. Они и сами видели, как все обернулось для тех, кто пошел за Мартином и Торкелем. Все эти люди ныне мертвы. Финн же, не мудрствуя лукаво, пообещал: любой, кто попытается впредь нарушить клятву, будет иметь дело лично с ним. И вряд ли проживет достаточно долго, чтобы испытать на себе гнев Одина.

Все утро ушло на подготовку к дальнейшему походу: мы приводили в порядок оружие и доспехи, а также изобретали новые способы утеплиться в дороге. Затем, ближе к обеду, мы отвязали лошадей, при помощи ножей очистили их копыта от наледи и, с большим трудом выломав деревянные колья из мерзлой земли (они еще пригодятся нам в пути), двинулись дальше на юг.

Отъехав от городища, я оглянулся и увидел на земляной насыпи одинокую человеческую фигурку. Лица я, конечно, не разобрал, но и без того был уверен: это Тин смотрит нам вслед. И долгое время, когда селение скрылось из вида, я ощущал на себе тоскливый взгляд.