Звездный попаданец - Виталий Храмов

– Ты был слишком умным! – ревёт Ваня. – Это тебя и сгубило!

Тело хлыща падает, голова катится по песку. «Ковер-вертолёт» проседает от веса запрыгнувшего на борт великана и – срывается с места, как спущенная с тетивы стрела.

Упираюсь ногами и головой, помогаю Эхру зафиксироваться. Наш «чартер» бросает с борта на борт, то подпрыгивая, то ныряя в «яму». Асара этим старается избежать попаданий по нам. Всё одно – по бортам всё время щёлкает и стучит.

Закрепляю самого себя.

Ваня – уже давно пристёгнут. Шлем свой он опрометчиво оставил на песке рядом с телом хлыща. Прищурившись, смотрит по сторонам, баюкая ананас гранаты. Брови его взметнулись, следом взметнулась рука. За бортом – взрыв! Лёгкая усмешка на окровавленном лице друга.

– Зачем? – спрашиваю я.

– Отвяжись! – огрызнулся Ваня.

Полёт наш был стремительным, но недолгим. Взрыв на корме положил конец полёту. Рёв двигателей пропал. Только щелчки вражеских выстрелов по корпусу.

– Держись! – кричит Асара.

Удар. Боль. Тьма.

Как ни странно, я – первым очнулся. Зависшим над всеми и над землёй. Под 45 градусов к плоскости зарывшегося в землю нашего «ковра-вертолёта».

Сначала смотрю вокруг. Бегут к нам. Не стреляют. Как вас много!

Внизу харкает и кашляет мой большой друг.

– Доброе утро, Вьетнам! – говорю я ему.

– А ты всё шутишь? – огрызается Ваня.

– А то! Ты только посмотри на это! – говорю я ему. – Осталось наложить тревожную музыку – точно будет сцена из зомби-апокалипсиса. Они текут, подобно приливу. Ничего, сейчас приедет на байке Элис с голыми коленями, с мачете и обрезом. И перебьёт всех зомби.

– Какая Элис? – спрашивает Ваня. Судя по щелчкам, освобождающий себя из креплений.

– А кто такая Элис? – пою я. – И где она живёт? А вдруг она не курит? А вдруг она не пьёт? А мы такой компанией возьмём, да и припрёмся к Элис!

– Вадим! – гундит мой друг. – Ты и раньше достал этим своим несмешным юмором, а сейчас вообще неуместно! Перестань! Соберись! Мне нужна твоя помощь! Что делать?..

Слышу длинный, эмоциональный, но сплошь матерный посыл. Причём на нашем, моём, русском мате.

– Ты просишь меня о помощи? – бормочу я. – Но я не слышу в твоём голосе должного уважения…

Ваня застонал. От бессилия.

– Вадим! – чуть ли не кричит он. – Не смешно! И – не время! Как выбираться? Куда?

– Мне тоже, друг мой, мне тоже, – говорю я. – Не смешно. Как там Эхр? Асара?

– Сам посмотри! – сердится Ваня.

– Я как бы не могу, – вздыхаю я. – Я как та бабочка, что крылышками – бяк-бяк-бяк-бяк!

– Так что же ты молчишь? – взревел Ваня.

Он взмахнул полупрозрачной полосой пара, всё прорезающего, как меч Дарта Вейдера, я, вместе с креслом – валюсь ему на руки.

– Потерпи! – просит друг.

Потерплю. Куда я денусь?!

Ваня вырывает из меня зазубренный штырь металлоконструкции, видимо – ребра жёсткости этого «пепелаца», что пронзил меня насквозь.

Нет, не ору. Захлёбываюсь – от боли и крови в горле. Ваня срывает с меня медблок. Нет, дружище, он умер ещё в прошлый раз. Блок Асары – рабочий. Ваня заливает мои раны санитарным гелем. Хорошо. Стало резко легче. Как льда насыпали на рану. И введенные обезболивающие начали действовать. Тело стало более послушным. Хоть и более «деревянным».

– Всё, Вань, всё! – отталкиваю его. – Помоги остальным.

– Я не знаю, чем им помочь. Оба без сознания. И медблок – не знает, – разводит руками Ваня, вставая в полный рост. И тут же – ныряя обратно: по смятому корпусу – щелчки.

– Ладно, так понесёшь, – вздохнул я.

– Только вот куда? – качает головой здоровяк.

– Сейчас… Туда! – говорю я. – Дурачком я только притворяюсь. Придуриваюсь и валенком прикидываюсь. А так – шарю. Я ещё в полёте «поймал три точки». Тут уже – четвёртую. Я знаю, где мы. Осталось самую малость…

Я, со стоном, перешедшем в рёв боли, поднимаюсь, беру оба уцелевших игольника из четырёх, что мы взяли в трофеи, забираю боезапас с разбитых, выпрямляюсь.

– Осталось лишь наложить на географию оперативную обстановку. Последнюю, что мы получили от Раты. И вот – завершилось! Тут, э-э-э, там – схрон для нас и вход в подземелья. Бери Эхра и Асару, бежим!

Ваня хватает тела, пригибается, стараясь своими большими наплечниками закрыть как можно большую поверхность тел наших бессознательных товарищей, бежит.

Я – стреляю. Плохо, конечно, что прицельный комплекс «Кабши» мне не доступен. Приходится – на глаз. Как в армии учили. Но после того как несколько мародёров, словивших мои иглы, кувыркнулись в песках, остальные залегли, заголосили, крича что-то для меня неразборчивое, открыли шквальный огонь.

Отстрелял один магазин, прыгнул. От вспышки боли – чуть обратно не отрубился. Но зато догнал Ваню одним прыжком, как кузнечик. Упал, перекатился, встаю на колено. Ничего не вижу от боли. Как только чуть прояснилось в глазах – стреляю.

Игольник мне понравился. Тем более этот, длинный, как «калаш». Высокая скорострельность, кучность, настильность – отменные, а отдача, наоборот, почти отсутствует. А мародёров – пробивает, аж кровавая пыль взлетает.

– Вадим! – кричит мой друг. – Вижу! Вон! Прикрой!

– Понял! – кричу в ответ, снова поднимаюсь, спешно стреляю. Мне не главное попасть. Мне надо подавить их, затормозить.

Удар в плечо опрокидывает меня на песок. Перекатываюсь, перезаряжаюсь. Смотрю на плечо. «Кабши» – выдержал. Попали в целый бронещиток. Мне рацию разбили. Потому – кричим. Ещё удар. Опять вспахиваю головой песок. И карта перед глазами – погасла.

Встаю, даю короткую, перекатываюсь. Ещё. Ещё.

И – ещё удар. В голову. Вскользь – сорвало полосу скальпа. Кровь льёт на лицо.

Перезаряжаюсь. Последним магазином. Это мне не семечки по карманам тырить, не хулиганить по тылам врага! Это бой! Лицом к лицу. С численно превосходящим врагом.

Тело цепенеет. Холодный липкий пот покрыл всё тело. Глаза застит багрово-чёрная пелена, в ушах – прибой. На силе воли, на морально-волевых. Встать, гля! Стрелять, на куй! Последний бой, тля! Он – нудный самый! Врагу не сдаётся… Вадим, икать ему! Пощады – не желает! Знай наших!

– Вадим! – кричит Ваня. – Вскрыл! Отходи! Прикрою!

Вскакиваю, стреляю, длинной дугой посылая иглы в накатывающих мародёров, уже плохо видимых сквозь пелену в глазах и кровь на веках, разворачиваюсь, длинными прыжками – разгоняюсь, как атлет перед тройным прыжком, прыгаю.

В полёте меня бьют иглы. Одна – пронзает меня. Попала в стык бронещитков. Или – в более раннюю пробоину. Потому качусь кубарем в песке.