Незадолго до ностальгии - Владимир Очеретный

А ещё для того, чтобы, отправившись на поиски разгадки, не испугаться и не отвернуться, когда найдёшь то, что искал. Что ж, самое время посмотреть правде в глаза: похоже, он всё же разгадал загадку Варвары, хотя радоваться тут нечему.

Исходя из того, что когда-то она была девушкой Марка, реконструировать остальное — дело техники. По-видимому, Варвара с самого начала не собиралась оставаться с ним надолго. Это даже звучит не клёво, как сказал бы Толяныч, но ничего не попишешь. Она просто вела его по Эксперименту, присматривала, чтобы он не наделал больших глупостей, и вероятно, такие ведущие были, если не у всех, кто писал о дефенестрации, то у многих. А когда Эксперимент благополучно закончился, и наступил этап зачистки профанов, ей только и оставалось, что плавно уйти.

Не исключено также, что совместные месяцы были необходимы для проверки: догадается ли он, что произошедшее в Праге было Экспериментом? Остаётся порадоваться, что он, кажется, ни разу не предавался с Варварой воспоминаниям об их пражских приключениях — хотя и из совсем других соображений. И если процесс планировался заранее, то месяцы совместного проживания нужны были для того, чтобы Киш посильней привязался к Варваре — так, чтобы почти гарантированно нарушить предписания вердикта. В таком случае никто не свяжет дементализацию Киша и Прагу — нет, это только личные отношения.

Немного, правда, странно, что при разделе воспоминаний пражские события остались в их общем пользовании — ведь, казалось бы, именно они в первую очередь и должны были оказаться под запретом. Но тут дело может быть в юридических коллизиях: они с Варварой на тот момент ещё не были женаты, и отчуждать первые три раза в её пользу не было никаких правовых оснований (Аккадский заявил об этом на первом же заседании), а безосновательное требование лишь приковывает к себе дополнительное внимание и может вызвать подозрения.

Зато становится понятным, почему они поженились, как только вернулись в Москву: Варвара уже тогда знала о процессе и была уверена, что все интимные сцены, произошедшие в браке, при разделе отойдут ей и заранее максимально ограничила его ментальное пространство.

Остаётся только надеяться, что для Варвары жизнь с ним не была неприятной, и он должен быть ей благодарен за то тепло, которое она ему подарила. Наверное, у него это не всегда будет получаться, но стремиться надо — так будет правильно. Ещё остаётся сожалеть, что он любил её так несовершенно: возможно, если бы он был способен на большее, если бы у него было хотя бы представление о том, что большее возможно и необходимо, то, не исключено, что чувство Варвары к нему могло бы пересилить инструкции по участию в Эксперименте. И тогда они могли бы вместе что-нибудь придумать.

Он зашёл в ванную, сполоснул лицо, зачерпывая воду большими пригоршнями, покрутил головой, разминая шейные позвонки, и сделал несколько упражнений руками, чтобы взбодриться.

Надо сделать кофе. Киш прошёл на кухню, насыпал в турку кофейную россыпь, залил водой и поставил её на плиту. Во всей этой процедуре было что-то уютно-повседневное, привычное и успокаивающее, — из той холостяцкой жизни, которую он вёл до процесса и ещё до встречи с Варварой. Жизнь продолжается, Киш! Будет здорово теперь жить умней и ответственней, а пока нет причин метаться и суетиться. Он узнал главное: Варвару можно любить, даже если ему никогда не суждено ни прикоснуться к ней, ни увидеть.

Кофе закипел. Через ситечко Киш привычно перелил его в чашку, добавил холодной кипячёной воды и сел за стол у окна, то поглядывая на улицу, словно ждал чьего-то появления, то бросая взгляд на большие круглые часы, висевшие над дверью.

«Нет ничего нелепее, чем представлять Варвару в роли специального агента», — внезапно подумалось ему и даже сделалось смешно. Но затем объяснилось и это: а с чего он взял, что она была специальным агентом? Её могли точно так же использовать втёмную, как и его. Не посвящая в детали, просто попросить оказать ему помощь не на лечебном сеансе, а в жизни — корректировать модель его поведения не постфактум, при разборе свершившихся поступков, а в режиме реального времени. Для тенетерапевта это должна быть достаточно интересная задача.

В таком случае он был для неё клиентом, сам того не подозревая. И, конечно же, она не собиралась выходить за него замуж, потому что никогда не выходит замуж за клиентов. Наверняка, самое большое, на что она готова была пойти — это лёгкий, ничего не обещающий флирт. Но потом обстоятельства изменились: его готовность расстаться заставила её пообещать переспать с ним. И понятно, почему, когда они поженились, её тень почти не сократилась: она вышла замуж волею обстоятельств, а отнюдь не по своему желанию, и не собиралась пребывать в браке с ним до скончания века. Зная Варвару, можно уверенно утверждать: обман сильно тяготил её, и в то же время она, боясь сделать ему больно, тянула с разрывом.

Кстати, затеять процесс по разделу воспоминаний её тоже могли попросить. Благовидный предлог придумать не так-то сложно. А поскольку Варвара, расставшись с ним, вряд ли горевала, то ничем, по сути, и не рисковала: не так-то трудно не думать о человеке, который не вызывает у тебя сильных чувств, или при воспоминании о котором твоя совесть начинает тревожно шевелиться…

Но если процесс — один из этапов зачистки профанов, которые по необходимости были посвящены в детали Эксперимента, то несложно понять, что после того, как Устроители зачистят его память, наступит черёд Варвары. Эх, если бы он сейчас мог поговорить с ней начистоту!.. Может, всё-таки попытаться?..

Девять.

Ещё до того, как секундная стрелка замкнула девятый час, Киш стал внимательно прислушиваться к себе, чтобы не пропустить момент включения, если тот проявит себя каким-нибудь сигналом, но ничего так и не услышал.

Зато вскоре на связь вышел Аккадский. Бодрым тоном он известил, что истица не направляла в суд никаких возражений по вынесенному вердикту, что означает автоматическое вступление последнего в силу. Отдельно, с тёплыми нотками поддержки, Аркадий выразил уверенность, что Киш достойно справится с наложенными ограничениями, но если что — «всегда можете рассчитывать на меня». Киш хотел спросить Аккадского, должен был ли он что-нибудь почувствовать при установлении ментальной связи, но постеснялся, а кроме того, ответ мог вылиться в получасовую лекцию с примерами из личной практики, слушать которую у Киша не было ни сил, ни желания.

А вот Аркадий не сдержал любопытства:

— Кстати, как там моя цветовая гипотеза? — спросил он почти небрежно, словно только что вспомнил про жбжбжскзж и обобогксо и не придавал им никакого значения. — Вы говорили, что поинтересуетесь у специалистов…

— Поинтересовался, — согласился Киш и обрубил: — Увы.

Рассказывать про «я тебя люлю» он, разумеется, не собирался: ещё не хватало, чтобы Аккадский ухватился за эту фразу и продолжил фонтанировать идеями.

Помолчали.

— Тогда… — произнёс Аркадий, — если что…

— Да, если что… И ещё раз спасибо.

Они распрощались, и Киш снова прислушался к себе: ничего особенного. Ну вот, всё оказалось проще, чем могло представиться. Он потёр ладони, словно теперь-то ему и предстояло самое интересное, и прошёлся по комнате. Может, ему стоит переехать куда-нибудь на новое место? Как и Марк — за город? Где сегодняшнему Кишу проще стать Кишем завтрашним или, говоря без красивостей, начать новую жизнь? Где воспоминания, связанные с этой квартирой…