Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет - Джаспер Ффорде

— Я встречаюсь с девушкой из ТИПА-13, — торопливо ответил Прост.

— Черт! — выругалась Торпеддер. — Четверг, есть у тебя хоть какие-нибудь идеи?

Но об этой стороне жизни своего коллеги я ничего не знала.

— Безотказэн, ты никогда не говорил мне, что встречаешься с кем-то из ТИПА-13!

— Я не обязан тебе докладывать!

— Но я твой напарник, Безотказэн!

— Ты же ничего не говорила мне о Майлзе!

— О Майлзе? — воскликнула Корделия. — О красавчике Майлзе Хоке?

— Спасибо, Безотказэн.

— Извини.

— Так это же замечательно! — всплеснув руками, вскричала Корделия. — Обалденная пара! ТИПА-свадьба года! Я сделаю об этом та-а-а-а-а-акой репортаж!!! Он знает?

— Нет. И ты ему не скажешь. Более того, Безотказэн, это может быть даже и не его ребенок.

— Ну вот, снова здорово! — фыркнула Корделия. — Оставайся здесь, я сейчас приведу моих гостей. Безотказэн, не спускай с нее глаз!

Она ушла.

Прост несколько мгновений пристально смотрел на меня, а потом спросил:

— Ты действительно веришь, что это ребенок Лондэна?

— Надеюсь.

— Но ты не замужем, Чет. Может, тебе просто кажется, что ты замужем. А на самом деле нет. Я просмотрел записи. Лондэн Парк-Лейн погиб в тысяча девятьсот сорок седьмом году.

— Тогда — да. Мы с отцом отправились…

— У тебя нет отца, Четверг. В твоем свидетельстве о рождении нет записи об отце. Может, тебе поговорить со стресспертом?

— И мне порекомендуют выступать с анекдотами, или перекладывать камешки, или пересчитывать синие машины? Нет, спасибо.

Повисла пауза.

— Он и правда красивый, — сказал Безотказэн.

— Кто?

— Майлз Хок, конечно же.

— А. Да, знаю.

— Очень вежливый, его все очень любят.

— Знаю.

— А ребенок без отца…

— Безотказэн, я его не люблю, и это не его ребенок… ладно?

— Ладно-ладно. Проехали.

Мы немного посидели молча. Я вертела в пальцах карандаш, а мой напарник смотрел в окно.

— А как насчет голосов?

— Безотказэн!..

— Четверг, это все ради тебя же. Ты сама сказала мне, что слышала их. А агенты Слышшельс, Говвоур и Слушши слышали, как ты говорила с кем-то и слушала ответы в коридоре наверху!

— Голоса прекратились, — отрезала я. — И никогда больше не возобновятся… (— Мисс Нонетот? Хэвишем беспокоит.) Ой, мать… (— Надеюсь, мне послышалось!)

— Что ты имела в виду под «ой, мать…»?

— Ничего. Знаешь, мне надо в туалет. Извини.

Безотказэн печально покачал головой, а я метнулась в уборную. Убедившись, что в кабинках пусто, я произнесла:

— Мисс Хэвишем, вы здесь? (— Я здесь, барышня, и просто потрясена вашей грубостью!) Поймите, мисс Хэвишем, там, откуда я родом, нравы не такие, как у вас. К ругани тут все давным-давно привыкли. (— Правда? Но от моих стажеров я подобного слышать не желаю. Думаю, на первый раз я вас прощу. Вы мне нужны прямо сейчас. Норланд-парк, глава пятая, абзац первый — вы найдете его в Путеводителе, который оставила для вас миссис Накадзима.) Да, явлюсь прямо сейчас, мэм!

Закусив губу, я выскочила из уборной, схватила Путеводитель и пиджак и бросилась было назад, но тут…

— Четверг! — раздался громкий пронзительный голос, который мог принадлежать только Торпеддер. — Победители викторины тут, за дверью, в коридоре ждут!..

— Прости, Корделия, но мне нужно в туалет.

— Не рассчитывай, что я снова попадусь на ту же уловку! — тихо прорычала она.

— На сей раз это правда.

— А книжка?

— Я всегда читаю в туалете.

Она прищурилась, я тоже.

— Ладно, — сдалась наконец она. — Но я пойду с тобой.

Корделия улыбнулась двум счастливым победителям своей дурацкой викторины, которые маялись в коридоре. Они в ответ улыбнулись ей из-за полупрозрачной стеклянной двери нашего кабинета, и мы обе потрусили в дамскую комнату.

— Десять минут, — отчеканила Торпеддер, когда я заперлась в кабинке.

А я открыла книгу и начала читать:

«Прощаясь с местом, столь дорогим их сердцу, они пролили немало слез.

— Милый, милый Норланд! — твердила Марианна, прогуливаясь в одиночестве перед домом в последний вечер…»[28]

Крохотная пластиковая кабинка начала расплываться, а на ее месте постепенно возник большой парк, пронизанный лучами закатного солнца. Вечерняя дымка смягчала резкие перепады света, и от этого дом в глубине парка словно сиял в сумерках. Дул легкий ветерок, а по лужайке, накинув на плечи шаль, одиноко прогуливалась девушка в чепце и длинном викторианском платье. Она шла медленно, с нежностью глядя на…

— Ты всегда на горшке вслух читаешь? — поинтересовалась из-за двери Корделия.

Видение тут же рассеялось, и я снова очутилась в кабинке.

— Всегда. И если не оставишь меня в покое, вообще отсюда не выйду…

«…Когда перестану я тосковать по тебе! Когда почувствую себя дома где-нибудь еще! О счастливая обитель, если бы ты могла понять, как я страдаю сейчас, созерцая тебя с того места, откуда, быть может, мне уже более не доведется бросить на тебя взгляд! И вы, столь хорошо знакомые мне деревья! Но вы пребудете…»

Снова появился дом, тихие слова юной девушки зазвучали в унисон с моими, и я перенеслась в книгу. Теперь меня окружал сад, и сидела я не на жестком ТИПА-унитазе, а на выкрашенной в белый цвет кованой скамейке. Читать я прекратила, только когда уверилась, что окончательно перенеслась в «Разум и чувство»[29]и слушаю окончание монолога Марианны.

— …не ведая ни о радости, ни о сожалениях, вами рождаемых, не замечая, кого теперь укрываете в своей сени! Но кто останется здесь восхищаться вами?

Девушка театрально вздохнула, прижала руки к груди и несколько мгновений тихо плакала. Затем окинула долгим взглядом большой белый дом и повернулась ко мне.

— Привет! — дружелюбно сказала она. — Я вас тут прежде не видела. Вы работаете в белле-как-ее-бишь-там?

— А разве нам не надо выбирать выражения? — выговорила наконец я, нервно озираясь по сторонам.

— Да нет, ради бога! — воскликнула Марианна и довольно хихикнула. — Глава закончилась, кроме того, книга написана от третьего лица. Мы вольны делать все, что хотим, до завтрашнего утра, когда нам предстоит отправиться в Девон. Две следующие главы полны описаний, мне там почти нечего делать, да и слов практически нет! Бедняжка, вы так смущены! Вам раньше не доводилось бывать в книгах?