Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - Жан-Франсуа Сольнон

Экономичность принца стала легендарной. Эта «викторианская» добродетель, совершенно естественно привела к тому, что он стал ведать личными фондами королевской семьи. Неудобства Виндзорского замка и Букингемского дворца, их «удручающее состояние», а также экзотическая оригинальность Королевского павильона Брайтона подтолкнули супругов к решению приобрести резиденцию за городом, чтобы отдыхать там и наслаждаться покоем. Когда Виктория и Альберт покупали Осборн на острове Уайт и, начиная с 1845 г., преображали его в виллу в итальянском стиле, они мечтали об английской Ривьере. Это станет «нашим уголком», объявила королева и дала принцу полную свободу действий в восстановлении и расширении здания, выборе украшений и мебели. Виктория первой окунулась в море в «купальной машине» — это приспособление везли по отлогому берегу до самой воды, и все тут же кинулись копировать это устройство. И королева и Альберт ценили уютную атмосферу острова, которая совершенно покорила Викторию: «Я никогда не бываю так счастлива как в моменты, когда могу помногу находиться в обществе моего дорогого Альберта и повсюду следовать за ним».

Спустя три года, в 1848 г., словно желая остановить политические встряски в континентальной Европе, Альберт купил в Шотландии замок Балморал. Здание настоятельно требовало ремонта. Принц продумал его и следил за ходом работ: первый камень новой пристройки был заложен в 1843 г. Через два года королевская семья разместилась в расширенном замке. Взмывший в небо башнями и зубцами, Балморал выглядел внушительно. Для Виктории, проводившей в нем часть лета, он означал свободу от толпы, отдых, жизнь на свежем воздухе. Повседневная жизнь там шла без церемоний. Королевские дети катались на пони, принц охотился на куропаток, королева общалась с деревенскими жителями, «такими простыми и такими искренними», пытаясь понять их забавный язык, а потом разучивала шотландские танцы. Виктория не скупилась на хвалу в адрес обитателей Хайлендс: «Никогда не бывают вульгарными, им никогда не изменяет такт, очень умные, скромные и хорошо воспитанные». Каждый раз, приезжая туда, королева становилась немного шотландкой[201].

Будучи председателем Общества искусств, Альберт в и юле 1849 г. увлекся замыслом архивариуса Генри Коула устроить в Лондоне торговую ярмарку международного масштаба. Принцу понравился этот честолюбивый проект, он стал его инициатором и довел до практического воплощения при поддержке министра Роберта Пиля, а также английских промышленников, которым пришлась по вкусу мысль рассказать миру о своих творениях. Так была организована первая Всемирная выставка в Европе, собравшая в одном месте, в знаменитом Хрустальном дворце, шедевре новой архитектуры, кустарную и промышленную продукцию со всего мира. 14 000 участников, 40 иностранных держав, 6 миллионов посетителей — успех был грандиозный. Альберт тратил деньги без счета. Он никогда не любил перекладывать на кого-то ответственность и присутствовал на всех фронтах работ, думая лишь об успехе предприятия, забросив остальные дела и махнув рукой на здоровье.

Реализация такого замысла сопровождалась определенными трудностями. Альберт усердно и упорно работал над их решением. Виктория изо всех сил помогала ему. Оба они понимали, в чем смысл подобного собрания: это был прекраснейший повод показать всем могущество Великобритании, «мирового цеха». 1 мая 1851 г. было назначено днем официального открытия. Оно стало для Виктории поводом произнести речь, где она восхваляла экономические силы своего королевства, выражала надежду, что свободная торговля могла стать залогом мира и солидарности между народами, и превозносила ту роль, что сыграл принц. В личном дневнике, который читали только близкие, она записала, насколько гордилась мужем: «Альберта любят и ценят так, как я бы того желала». Выставка стала триумфом принца, апогеем его публичной карьеры. Он, как объявила Виктория, «обессмертил» свое имя. При этом выставка, которую королева посещала ежедневно, заявила о решительной победе над протекционистами. Успех всего мероприятия способствовал популярности монархии. Альберт искусно справился с задачей. Ему предсказывали «вечную славу». Но все сложилось иначе.

Очень быстро, всего через несколько месяцев, слава померкла, и тем больнее стал ощущаться спад народной любви. Недавние переработки вконец погубили здоровье принца. Близкие видели, что Альберт измотан, «скорее мертв, чем жив», по его собственным словам. Красавец мужчина постарел до срока. На вид ему можно было дать 50 лет, хотя ему едва минуло тридцать. Он располнел, страдал от болей в желудке, бессонницей, выглядел совершенно утомленным. Какую же малую награду он получил за свои старания! Общественное мнение Англии негативно относилось к тому, что супруг королевы участвовал в общественных делах, особенно во внешней политике. Его даже не уважали за то, что он мудро отказался от поста главнокомандующего британскими войсками, который предложил ему накануне смерти престарелый Веллингтон, национальный герой.

Все догадывались, что интерес Виктории к внешним вопросам подогревался ее мужем. Еще будучи молодой и неопытной правительницей, она последовала совету Альберта и потребовала, чтобы грозный Палмерстон держал ее в курсе всего, чем занималось его министерство иностранных дел[202]. Она ждала точных докладов, честных объяснений, и в обязанности министра входило разъяснять королеве его линию. Со своей стороны Альберт лично, от своего имени писал Палмерстону письма и рассчитывал получить на них ответ. Супруги хотели сделать дипломатию прерогативой исключительно короны. Никакой министр, ни тори, ни виг, не мог такого допустить. Ведь даже во внутренних делах королева царствовала, но не правила. Конечно, она должна была знать о депешах, которые министр шлет своим представителям за границей. Но ей было запрещено вести прямую переписку с другими монархами, и, если взгляды королевы не совпадали с мнением министерства, последнее слово оставалось за правительством. Виктории полагалось довольствоваться написанием при посредстве соответствующих министров официальных писем, не обладающих серьезным интересом. При этом Альберт — Конституция не обрекала его на молчание — вел переписку с главами иностранных держав, когда не наводнял Министерство иностранных дел пространными меморандумами.

У королевской четы и министра, обладающего столь независимым нравом, как Палмерстон, не было недостатка в причинах для разногласия. Сам он, следуя собственным курсом, не всегда отчитывался премьеру. Взгляды королевы мало его заботили. Лишь немногие дипломатические вопросы он желал разбирать с Викторией. Франция и Луи-Филипп являлись в глазах министра потомственными врагами, при том что царственные супруги стремились к дружбе с королем французов. Позже, когда 2 декабря 1851 г. Луи-Наполеон произвел государственный переворот, министерство иностранных дел, невзирая на инструкции Ее Величества, одобрило его. В 1846 г. во время гражданской войны в Португалии Альберт пытался выступить посредником между враждующими фракциями, а Палмерстон открыто встал на сторону противников королевы Марии II Браганской, пытавшейся утвердить свои позиции силой[203]. События в Италии тоже послужили источником конфликта. Министр поддерживал освобождение областей, зависимых от Австрии, а Виктория и Альберт были на стороне венского императора. Когда в 1851 г. неудобный министр ушел в отставку, корона вздохнула с облегчением.