А я люблю военных... - Людмила Милевская

Когда снова перевела взгляд на Харакири, в его руке уже былпистолет, нацеленный на Капитолину.

— София, — почти ласково повторил Харакири, — пойдем, неделай глупостей.

Столько уже их наделала — одной меньше, одной больше…

Но под прицелом Капитолина…

— Хорошо, идем, — согласилась я.

На лестничной площадке было пусто — ни человечка; лифт, какназло, на этаже стоял.

“Куда? Куда он меня тащит?” — сомнамбулически размышляла я.

Никогда не была трусихой, но и смелостью похвастать лишь всветской беседе могла, а чтобы вот в такой опасной ситуации чудеса мужестваявлять… Нет, к этому я расположена не была, особенно под дулом пистолета,однако, почему-то именно в такие минуты нестерпимо хочется жить.

“Выйдем из подъезда и сразу побегу,” — запланировала я,сильно рассчитывая на кусты, буйствующие вдоль дорожки.

Но у подъезда меня поджидало еще одно разочарование.Разочарование в образе автомобиля, за рулем которого сидел … Андеграунд.Никогда не видела его за рулем и даже не подозревала, что беспутный на этоспособен.

— Какая встреча! — с искренней радостью крикнул Андеграунд ипомахал мне рукой.

“Так вот какая у них шайка-лейка!” — окончательно прозрелая, делая резкое движение в сторону кустов и одновременно ощущая тупую, совсемнебодрящую боль.

Дальше, как говорится, мир померк, погасли звезды…

ВОЛЯ БОГОВ

Поспешил Сумитомо в Эдо. Сколько можно ждать? Где приговорправительства? Больше двух лет прошло, а сегунат все никак не может решить,какого наказания достоин Сумитомо.

Молчит власть. Не до Сумитомо ей. Вся страна бурлит от возмущения.Каждый самурай на память знает имена сорока шести ронинов. Нарушен закон? Да!Но честь сохранена! Даже бакуфу сочувствует смутьянам. Но сделать ничегонельзя. Страшное совершено преступление. Вооруженный мятеж по сговору. В такихслучаях указ о смерти великая милость!

И герои готовились умирать, подчиняясь указу. Сумитомогрустил, что он не с ними. Однажды он крепко выпил, шел шатаясь по улицам Эдо.Два воина в черных доспехах напали внезапно. Сумитомо успел выхватить меч иотразить атаку.

“Слишком много саке,” — подумал он, отсекая древко от лезвиянаправленной нанигаты, длинной алебарды.

Повернулся, отразил меч черного воина и… Страшный удар позатылку сбил шлем и свалил Сумитомо.

“Проклятые ниндзюцу, — успел он подумать, — все же убили меня…”

Поверженный, он не видел, что черные воины тут же схватилисьс буси из стражи сегуна, проходившего мимо. Недолгая была схватка. Ниндзюцуотступили. Воины стражи узнали Сумитомо. Убедились, что он еще дышит. Поднялиего и отнесли во дворец сегуна.

* * *

— Неправда ли, господин, — послышался нежный голосок Харимы,— сегодня прекрасный день. Очень тепло.

Сумитомо ласково посмотрел на жену, с поклоном подающую емучашечку саке, и сказал:

— Здесь, в провинции Осумэ, всегда тепло.

— И так приятно шумит океан, — подхватила Харима.

— Да, океан, — эхом повторил Сумитомо.

Он улыбнулся жене и попросил:

— Прочти стихи. Из той тысячи, что ты написала, ожидая меня.

Харима растерялась.

— Стихи… Мой господин, не до стихов мне теперь. Я таксчастлива. Впрочем… Одно прочту.

Она отвернулась от Сумитомо и продекламировала:

Когда рядом живешь,

Привыкаешь к волнам океана,

Но лодка,

По воле Богов входит в тихую заводь.

Что ж, смотрись, пока можно, в зеркало вод.

Сумитомо грустно улыбнулся, прочувствовав почти нескрытыйподтекст стихов.

* * *

Я открыла глаза и увидела доброе лицо Сергея.

— Сережа, — прошептала я. — Ты спас меня?

— Ну, в общем-то, да, — без должной уверенности ответил он.

— А где мы?

— В твоей квартире.

— Что-ооо?!

Я вскочила и, действительно обнаружив себя в собственнойпостели, возмутилась:

— В чем дело? Почему ты притащил меня сюда? Это черт знаетчто! Меня, нежную и слабую, долбанули по голове, ты же спасаешь и тащишь не насвою испанскую кровать, а в эту мою финскую опостылевшую спальню! Уж лучшеотвез бы в больницу!

— Зачем? — удивился Сергей.

Я упала.

Зачем?! Что за люди окружают меня? Ужас! Кошмар! Просто словнет!

И еще я слышу упреки, мол слишком часто возмущаюсь. Дажепрабабку итальянку винить не могу с ее горячей южной кровью. Как тут невозмущаться? Хотела бы посмотреть на те нервы, на те канаты, которые выдержаттакое надругательство! Мне нежность и ласка в его квартире нужна, он же тащитменя в мою. Как терпеть такую бестактность и бестолковость?

Впрочем, женщины меня поймут. Что такое мы все? Какуюличность ни возьми— просто шедевр! И ум, и шарм, и красота — все в избытке. Опрочих качествах (доброте, трудолюбии, добросовестности…) не говорю, посколькунеисчерпаема тема…

Так постарался над нами Господь, что утомился и сэкономилвремя на мужчинах. Здесь пошел сплошной брак — выбрать не из кого. Естькрасота, значит душой урод и беспросветный дурак всем на удивление; завелсякое-какой умишко, тут же в хитрость его переведет и весь изолжется; тотхвастун, этот жадина, прочий и вовсе лентяй-эгоист.

Хотя, если речь об эгоизме зашла, здесь уж они все друг удруга учатся.

“Боже мой, — подумаешь порой, — в каких условиях нам, беднымбабам, выживать приходится!”

Вот я — красавица и умница, так считаю сама и в этом меняподдержит любой. Где сыщется мне подстать мужчина? Только подумал: нашла! И вотон уже в грязь лицом ударил.

— Зачем ты притащил меня сюда? — со всем, уместным случаюгневом захотела знать я. — В мою же квартиру меня, от страшного ударапострадавшую? Уж тащил бы тогда в больницу, если сам не можешь справиться.

— Зачем в больницу? — растерялся Сергей. — Ты же абсолютноздорова.

— Да! Еще скажи: “Вон как кричишь!” В этом вы все, мужчины!Одни накаты и упреки! Как я могу быть здорова после удара по голове?

— Но ты упала раньше удара. Харакири только-только собралсяудар нанести, ты брык и упала. Он сам опешил, тут-то мы с Виктором Викторовичемего и скрутили.