Время прощаться - Джоди Пиколт

1. Гидеон работал в заповеднике и жил с мамой, которая взяла себя вымышленное имя, как Мата Хари или Юфония Лалик (или что-то подобное и такое же таинственное), чтобы никто ее не нашел. (Я не хотела гадать, от кого она прячется: от отца, от закона или от меня — ни одну из этих версий я не хотела рассматривать.) Гидеон, разумеется, узнает меня с первого взгляда, отведет к маме, которая невероятно обрадуется, будет молить о прощении и уверять, что постоянно думала обо мне.

2. Гидеон больше не работает в заповеднике, но, учитывая, что мир слонов довольно тесен, в деле осталась его контактная информация. Я появляюсь на пороге дома, дверь открывает мама… Остальное по сценарию 1.

3. Я наконец-то нашла Гидеона, где бы он ни находился, но он говорит, что, к сожалению, понятия не имеет, что случилось с моей мамой. Да, он любил ее. Да, она хотела убежать с ним от отца. Возможно, смерть Невви каким-то образом даже связана с этим запутанным любовным многоугольником. Но с годами, пока я росла, отношения между ними не сложились, и она оставила его, как когда-то оставила меня.

Это, разумеется, худший из сценариев. Но есть еще один, мрачнее. Вернее, настолько мрачный, что я едва приоткрываю дверцу воображения и сразу же захлопываю ее, пока он не проник в каждый уголок моей души.

4. Через Гидеона я нахожу маму. Нет ни радости воссоединения, ни чуда. От меня отказались. Она лишь вздыхает и говорит: «Не нужно было тебе меня искать».

Как я уже говорила, даже рассматривать эту возможность не хочется, чтобы, как уверяет Серенити, энергия, посланная во Вселенную шальной мыслью, на самом деле не имела таких последствий.

Думаю, Верджил сразу догадается, куда я направилась. Он придет к тому же выводу, что и я: Гидеон каким-то образом связан с моей мамой. Может быть, из-за него она сбежала? Возможно, он и есть та связь между ней и смертью в результате несчастного случая? А может, никакого несчастного случая не было? Мне немного не по себе, что я не предупредила Серенити, куда еду. С другой стороны, она зарабатывает на жизнь гаданием и, надеюсь, сможет предвидеть, что я собираюсь вернуться.

Только не одна.

В Бостоне, Нью-Йорке и Кливленде пересадки. На каждой остановке я, затаив дыхание, покидаю автобус, уверенная, что здесь меня уж точно поджидает полицейский, чтобы отвезти домой. Но для этого бабушке необходимо подать заявление о моем исчезновении, и, если помните, один раз у нее это уже не получилось.

Я не включаю телефон, потому что не хочу, чтобы мне звонили она, Верджил или Серенити. На каждой остановке я проделываю примерно одно и то же: ищу семью, которая не обратит внимание на то, что я затесалась в их ряды. Сплю я урывками и сама с собой играю: если я увижу подряд три красные машины на шоссе I-95 — значит, мама мне обрадуется. Если увижу «Фольксваген жук» раньше, чем досчитаю до ста, — значит, мама убежала потому, что у нее не было выбора. Если увижу катафалк — значит, она умерла, поэтому и не стала меня искать.

Если вам интересно, скажу, что катафалков я так и не встретила.

Через один день, три часа и сорок восемь минут после отъезда из Буна я оказываюсь на станции Нашвилль, штат Теннесси. Волна горячего воздуха бьет мне под дых.

Станция находится посреди города. Я поражена шумом и царящей там суетой. Я словно окунулась в головную боль. Тут снуют мужчины в узких длинных галстуках и туристы с бутылками воды, а перед магазинами на гитарах играют музыканты, собирая монеты. Кажется, что все носят ковбойские сапоги.

Я тут же возвращаюсь в прохладное помещение вокзала, нахожу карту Теннесси. Местечко Хохенуолд, где расположен заповедник, находится на юго-западе от города, в полутора часах езды. Похоже, туристы не очень в него стремятся, потому что общественный транспорт туда не ходит. Но я не дура, на попутках не поеду. Похоже, последние сто километров преодолеть будет сложнее, чем тысячи перед этим.

Какое-то время я рассматриваю висящую на стене огромную карту Теннесси, удивляясь, почему американские дети не учат географию, — возможно, тогда бы я знала что-то полезное об этом штате. Я делаю глубокий вдох и выхожу из здания вокзала в центр города, заглядываю через окна в магазинчики, продающие ковбойскую атрибутику и костюмы, и рестораны с живой музыкой. Вдоль улиц стоят машины и грузовики. Смотрю на номерные знаки, многие взяты напрокат. Но в некоторых установлены детские автокресла, а на полу разбросаны компакт-диски — свидетельства того, что у машины есть хозяин.

Потом я начинаю читать наклейки на бамперах. Какие-то я ожидала увидеть («Американец от рождения, южанин по милости Божьей»), а от других меня едва не выворачивает («Спаси оленя, пристрели гомосека»). Но я ищу намеки, подсказки, как искал бы их Верджил. Что-то, что могло бы больше рассказать о семье, которая владеет этим автомобилем.

Наконец на одном грузовичке-пикапе я вижу наклейку «Горжусь своим студентом-отличником из университета Колумбия!». Сразу убиваю двух зайцев: во-первых, в кузове можно спрятаться, во-вторых, Колумбия — согласно карте на остановке в Грейхаунде — как раз по дороге в Хохенуолд. Я становлюсь ногой на задний бампер, чтобы запрыгнуть в кузов и спрятаться там.

— Что ты делаешь?

Я настолько была поглощена изучением прохожих, чтобы понять, есть ли им до меня дело, что не заметила у себя за спиной маленького мальчика. Ему лет семь, и у него во рту не хватает стольких зубов, что оставшиеся больше напоминают надгробия на кладбище.

Я присаживаюсь, вспоминая годы, когда присматривала за детьми.

— В прятки играю. Хочешь со мной поиграть?

Он кивает.

— Классно! Только это означает, что ты должен хранить тайну. Сможешь? Сможешь не рассказать ни маме, ни папе, что я здесь прячусь?

Мальчик энергично кивнул.

— А потом будет моя очередь прятаться?

— Обязательно! — пообещала я, залезая в кузов.

— Брайан! — зовет запыхавшаяся женщина, выбегая из-за угла. За ней, скрестив руки, угрюмо шагает девочка-подросток. — Немедленно иди сюда!

Железный кузов раскалился на солнце. Я буквально ощущаю, как на ладонях и сзади на ногах вспухают волдыри. Я выглядываю, чтобы встретиться с мальчиком глазами, и прижимаю палец к губам: «Молчи!»

Подходит его мама. Я ложусь и скрещиваю руки, затаив дыхание.

— Я следующий, — говорит Брайан.

— С кем ты разговариваешь? — спрашивает его мама.

— Со своей новой подругой.

— Кажется, мы уже обсуждали с тобой привычку врать, — говорит она и отпирает дверцу машины.

Мне жаль Брайана, причем не только потому, что мама ему не верит, но еще и потому, что я не собираюсь уступать ему очередь в прятках. Когда его очередь настанет, меня уже здесь не будет.

Кто-то в салоне открывает сзади окно, чтобы было попрохладнее. Я слышу радио, Брайан с сестрой и мамой едут, как я надеюсь, в Колумбию, штат Теннесси. Когда солнце начинает припекать, я закрываю глаза и представляю себя на пляже, а не в железном кузове.