Царская невеста - Валерий Елманов

«Не иначе как докладывал царю о результатах поездки», – подумалось мне, и точно. Буквально через десять минут ко мне заглянул постельничий Дмитрий Годунов, двоюродный брат Бориса, и известил о том, что его прислал за мной царь, который желает сыграть в шахматы. Это что-то вроде условного сигнала. На самом деле Иоанну просто захотелось со мной поговорить по душам, как раньше. Значит, результатами отчета Истомы Иоанн остался доволен.

Правда, той откровенности, что прежде, Иоанн в общении со мной уже не допускал, хотя я особо этого и не замечал. Я вообще тогда мало что замечал. Ладно хоть проигрывал, причем на этот раз совершенно не поддаваясь. То ладью прозеваю, то слона под бой подставлю, то вообще с ферзем расстанусь. Иоанн только головой покачивал, удивляясь моей безалаберности, а потом ударился в воспоминания.

«Помнится, когда-то я тоже был молодым, – мечтательно прошипел Каа, положив голову на грудь Маугли. – И тогда тоже была вес-с-сна-а».

Примерно так. Вообще-то у нас с царем не такая уж и большая разница в возрасте. И вообще, сорок три года далеко не старость. Ему бы пить поменьше да влюбиться, как мне, – вообще бы выглядел как огурчик.

Я и потом был настолько слеп, что не видел перемены в его отношении ко мне, хотя индикатор явно указывал на это. Какой? Резко убавилась почтительность окружающих. Иные, вроде Васьки Грязного, и вовсе закусили удила, решив, что теперь можно все, в том числе и откровенное хамство.

– Стоит взглянуть на харю анафемскую, так сразу по рылу видать – не из простых свиней, – как-то насмешливо заметил он мне, сидя за столом у царя, и ищуще обернулся к Иоанну, ожидая поддержки.

Закатать ему в рожу я не успел – недобро сузив глаза, царь успел заступиться первым.

– Обгодь, княж Константин Юрьич, – властно осадил он меня. – Сказано в Притчах: «Не ответствуй глупому по глупости его, дабы и тебе не сделаться подобным ему», – назидательно произнес царь и перевел посуровевший взгляд на Грязного. – А ты сам-то кто? Какое у тебя отечество? – спросил он обманчиво тихим голосом и насмешливо заметил: – От ерника балда, от балды шишка, от шишки ком[56]– так, что ли, пес? Фрязин при Молодях Русь боронил, а ты где в ту пору был?

– А я тебя в Новгороде боронил, государь, – ляпнул Грязной, но сразу осекся, с ужасом глядя на багровеющее от гнева лицо Иоанна, и заторопился, зачастил: – Пайду брал по твоему повелению. А по сакмам ездить, что ж… В степи по весне приволье. Да и татарина заарканить дело нехитрое.

– Вот и поезжай, – кивнул Иоанн.

– Куда? – обалдел Грязной и жалко улыбнулся.

– На приволье, – насмешливо пояснил Иоанн. – День на сбор даю, а послезавтра поутру чтоб выехал. Покатайся повсюду, да на Молошные воды[57]загляни – глядишь, и впрямь кого заарканишь. Да смотри, чтоб иного не стряслось, а то на самого вервь накинут. – И тут же окинул пристальным взором остальных сидящих. – Может, кто с Васяткой вместях на приволье возжелал, ась?

Но таковых не нашлось. Ни одного.

И ведь как в воду глядел мой заступник. Этой же весной Васька и впрямь угодил в плен к крымским татарам, а обрадованный Девлет-Гирей немедля предложил обменять царского любимца на своего Дивея-мурзу.

Впрочем, речь сейчас не о приключениях Грязного. Это я к тому, что своим поведением Иоанн ясно дал понять своей стае, что фрязин ему еще нужен и трогать его без царского дозволения чревато – не пришло время. И все тут же угомонились. Но «звонок» был достаточно красноречив и громок. Вот только я не услышал его – с небесных высот разве расслышишь творящееся на земле.

Я и на свадьбе у Магнуса был самым веселым из гостей, отплясывая будь здоров. Может, не всегда в такт, но ногами топал громко. Остальные тоже старались не отставать, а Иоанн вообще разошелся не на шутку. Вначале он выдавал замысловатые коленца, стараясь не отставать от меня. Иностранцы, которые присутствовали, только таращили от изумления глаза. А затем вообще заставил молодых иноков распевать какие-то молитвы или псалмы – я не понял, что именно, да и не до того было, причем действовал строго как первый российский президент, только с учетом средневековой специфики – дирижировал посохом, щелкая им по головам монахов, если они сбивались с такта. Шутейно, конечно, но певцы морщились. Видно, доставалось чувствительно.

А самым печальным оказался… жених. Он был, пожалуй, единственным, кого у меня никак не получалось развеселить, настолько глубокой была его грусть… по пяти бочкам с золотом, которые Иоанн ему пообещал, но так и не дал. Да и с Ливонией царь его тоже прокатил. Посулил-то всю, а на деле Магнусу досталось всего ничего – пара городов из числа недавно захваченных.

Причин отказа Иоанн не таил:

– Я хотел ныне же вручить тебе власть и над иными городами ливонскими вместе с богатым денежным приданым, но вспомнил измену Таубе и Крузе, осыпанных нашими милостями… Ты сын венценосца, и потому могу иметь к тебе более доверенности, нежели к подлым слугам, но ты слаб духом! Ежели изменишь, то золотом казны моей наймешь воинов, чтобы действовать заодно с нашими ворогами, и мы принуждены будем своею кровию вновь доставать Ливонию, коя от тебя все одно не уйдет. Заслужи милость нашу постоянною, испытанною верностию, а тогда и поглядим!

Вообще-то союзник – не слуга, и так нагло держать себя с ним не просто свинство, но верный способ его лишиться. Речь не идет о нарушенном обещании – тут-то как раз все правильно. Я о другом. Ну лишил ты его городов и золота – пускай. Но зачем же при этом еще и издеваться? Ведь пред тобой не холоп – брат и, между прочим, наследник датского короля, во всяком случае, пока у Фредерика нет сыновей[58], а ты шутки-прибаутки. Ему и без тебя известно, что бережливость лучше богатства и что люди богатеют не великим приходом, а малым расходом.

Под конец, окончательно разошедшись, Иоанн уже после своего «дирижирования» и вовсе начал откровенно издеваться над новоиспеченным зятем:

– Коль жирно есть, дак непременно усы засалишь, а ты постненького, постненького.

Или:

– Кашляй помалу, чтоб надолго стало.

Тоже мне экономист выискался.

Так и укатил несолоно хлебавши в Каркус божьей милостью король ливонских, эстляндских и летских земель, он же наследник норвежский, он же герцог шлезвигский, голштейнский, стормарнский и дитмарский, он же граф ольденбургский и дельменгорский, как высокопарно подписывался Магнус в своих посланиях. Титулов немерено, но что в них проку? В карманах пусто, а в сундуках вместо золота белье и одежды – приданое двоюродной племянницы Иоанна Марии Владимировны.