Господин Гексоген - Александр Проханов

В знакомом кабинете был накрыт стол на шесть персон. Нарядно мерцал фарфор, вспыхивал хрусталь, в толстых стеклянных подсвечниках горели свечи. В дверях появлялся и исчезал служитель в белых перчатках, молчаливо вопрошая, не пора ли подавать кушанья.

– Я очень на тебя рассчитываю, Виктор Андреевич, хотя понимаю, силы твои на исходе. – Гречишников заглядывал в глаза Белосельцева заискивающе, почти умоляюще. – С твоей помощью мы блестяще завершили два этапа проекта. Провели две операции – «Прокурор» и «Премьер». Их реализация была безукоризненной. При этом противником не были вскрыты планы операций, не были засвечены исполнители. Твой опыт, отвага, твой оригинальный подход обеспечили победу. Раньше за это награждали Звездой Героя. Теперь, не сомневайся, ты будешь вознагражден по высшему разряду. Акциями, счетами в банках, участием в совете директоров крупных корпораций… – Гречишников торопился ублажить и обнадежить Белосельцева, не оставляя ему пути для отказа.

Белосельцев чутко слушал, стараясь предугадать ход разговора, фигуру умолчания, в которой спрятана быстролетная прозрачная мысль, откуда, как буря, вырвется следующий этап проекта. Он мысленно опускался в старомодном лифте, сохранившем эстетику послевоенных времен. Плафон, закрепленный в бронзовой раме с маленькими звездочками, скрещенными пушками и снопами колосьев. Тусклое зеркало, в золоченом багете. Стены, обитые натуральной, слегка потертой кожей. Убранство лифта напоминало правительственный пульманский вагон, в котором вождь, уединившись в мягком купе, смотрел на мелькающие русские дали, стремясь из Москвы на Кавказ, поднося к губам прокуренную сладкую трубку…

– Однако теперь, когда состоялся прорыв Избранника и он вплотную приблизился к Истукану, стали сгущаться тучи. Враги опомнились, стремятся к реваншу. Хотят сокрушить Избранника, сбросить его с пьедестала. – Лицо Гречишникова изображало тревогу. – Создается заговор против Избранника. Объединяются посрамленные политики и генералы-неудачники. Группируются либералы, испуганные взлетом Избранника. Собирают на него компромат подкупленные спецслужбы. Иностранные послы шлют в свои столицы тревожные шифрограммы. Стараются настроить против Избранника президент – скую Дочь. Нашептывают, наговаривают самому Истукану. И главными заговорщиками оказались Зарецкий и Астрос. Они не достигли своих стратегических целей. Астросу не удалось сделать главой Правительства Мэра. Зарецкий не смог удержать на этом посту безвольного, преданного ему с потрохами Премьера. Оба магната стали врагами Избранника…

Он вышел из лифта и оказался в длинном туннеле, облицованном гранитом и мрамором. Шагал под светильниками с мягким матовым светом. На стенах были мозаики, изображавшие солдат и матросов, крестьян и рабочих, армады летящих в синеве самолетов, лавины идущих танков. Сверкал огромный, в бриллиантах, «Орден Победы». Сияла многоцветная фреска, изображавшая «Дружбу народов». В туннеле дул мягкий теплый ветер. Под ногами чуть слышно цокал гранит. Его тень возникала и пропадала от лампы к лампе…

– Генерал Суахили, создавая проект, учил – противодействие, по мере продвижения к цели, будет возрастать непомерно. Трудно достичь победы, но труднее стократ ее удержать. Враг станет объединять свои силы, будет наносить вероломные удары. И его следует сокрушить беспощадно. Если враг не сдается, его уничтожают. – Лицо Гречишникова стало жестоким. – Так говорил Суахили. Так поступал Дзержинский. Так завещал нам товарищ Сталин…

Он прошел туннель, пересекая под землей Красную площадь, по которой бродили зеваки, и фиолетовый негр из Ганы в белых носках с наслаждением лизал мороженое. Туннель завершался створками закрытых дверей из темных дубовых досок, обитых медью, с бронзовыми узорными ручками. Над дверями был высечен барельеф с траурно склоненными знаменами и лавровыми венками….

– Мы должны устранить обоих магнатов, которые стали главным препятствием для «Проекта Суахили». Нанесем превентивный удар! – Глаза Гречишникова блеснули. – Нужно помирить Астроса и Зарецкого, соединить их вместе и одновременно обоих прихлопнуть. От них устало общество. Их устранение будет с восторгом встречено народом. Избранник, которому мы припишем славу их устранения, будет воспринят как избавитель. Мы заманим их в ловушку, и они в нее попадут. Ловушка готова. Стол накрыт, пылают свечи. Через несколько минут они будут здесь…

Белосельцев толкнул тяжелые дубовые двери, которые открылись и пахнули на него теплым хлопком тьмы. В смуглом сумраке, на постаменте, накрытый хрустальным колпаком, освещенный красноватым светом, лежал Сталин. Золотые пуговицы мерцали на военном мундире. Желтоватая кисть руки, выступая из широкого рукава, покоилась на груди. Седые усы были подстрижены и расчесаны. Пепельные волосы аккуратно уложены. В глазных впадинах, где были крепко сомкнуты веки, скопились коричневые тени. Он казался живым, спящим, с телесным цветом смуглых выбритых щек, розоватых, некрепко сжатых губ. В склепе было прохладно, работали неслышные вентиляторы, шла циркуляция воздуха. Приборы поддерживали температуру, давление, влажность. Казалось, лежащий под стеклянным куполом вождь был усыплен, подключен к искусственному дыханию, к искусственному кровообращению…

– Ты согласен помочь?.. – Лицо Гречишникова было утонченным, вдохновенным…

Сталин в стеклянной гробнице был живой. Дремал под легкий шум вентиляторов, в дуновениях прохладного воздуха, слегка освещенный рубиновым ночником. Голова его морщила подушку. Эполеты золотились на праздничном кителе. Наступит момент, когда вспыхнет яркий электрический свет, люди в белых халатах поднимут стеклянный колпак, сделают в желтоватую руку легкий укол. Сталин вздохнет, откроет глаза, начнет подниматься. И на Красную площадь, на гранитный брусок Мавзолея, приветствуя толпы новых, народившихся поколений, шеренги белоснежных спортсменов, колонны рокочущих танков, выйдет вождь, улыбаясь, помахивая рукой. И синее небо наполнится серебром голубиных стай…

Белосельцев очнулся. Накрытый стол. Свечи в стеклянных подсвечниках. Человек с оранжевыми глазами витютеня настойчиво, зло вопрошает:

– Согласен?.. Готов помочь?..

– Согласен, – сказал Белосельцев, – ведь недавно я уже был миротворцем.

Гречишников подошел к окну, рассматривая площадь, стараясь заглянуть за раму.

– Едут! – торжествующе воскликнул, приглашая жестом к окну Белосельцева.

С противоположных направлений, с Васильевского спуска и со стороны ГУМа, к «Фонду» подкатили машины, по две с обеих сторон. Два тяжеловесных «мерседеса» с фиолетовыми брызгающими мигалками и огромные, с черными окнами, джипы сопровождения, напоминавшие лакированные фургоны. Из фургонов выскочила охрана, здоровяки с бритыми головами, с растопыренными ногами, набрякшие, яростные. Рассредоточились, оставляя секторы обзора, защищая головные машины. Из обоих «мерседесов» почти одновременно вышли Буравков и Копейко. Каждый с поклоном отворил задние дверцы машин, и на свет поднялись Астрос и Зарецкий. Издалека радостно распростерли объятия, двинулись навстречу, обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Белосельцеву из окна было видно розово-белое, сияющее лицо Астроса и костлявый, остриженный затылок Зарецкого. Оба вошли в дом, оставив снаружи часть охраны.|