Ацтеки. Воинственные подданные Монтесумы - Жак Сустель

Желая сказать, что волшебник Титлакауан принял вид старика, ацтек-рассказчик употребляет буквально следующее выражение: «Он преобразил себя в маленького старичка, он изменил себя, он поменял свою внешность, он сильно согнулся, его голова совсем побелела, его волосы совсем побелели». Еще одним распространенным стилистическим приемом является выражение какой-либо идеи путем помещения рядом двух слов, образующих двучленный термин. Например, мицтитлан айаутитлан (в облаках, в тумане), что означает «загадочно, таинственно»; нома нокши (моя рука, моя ступня) – «мое тело»; ин чальчиуитль ин кецали (нефрит, перья) – «богатство» или «красота»; итлатоль ихийо (его слово, его дыхание) – «его речь»; ин шочитль ин куикатль (цветок, песня) – «стихотворение» и т. д.

То же самое просматривается в параллелизме, к которому постоянно стремятся в стихах и трактатах и который состоит в размещении рядом двух фраз, имеющих одинаковое значение: чокицтли мотека, ишайотль пишауи («печаль переполняет, слезы текут»). Также высоко ценились фонетические параллели, а также неполные рифмы и аллитерации. Все эти стилистические приемы вместе с метафорами, которые зачастую были чрезвычайно замысловатыми, были признаками изящной словесности и использовались в речи хорошо воспитанного культурного человека.

Точно так же как стиль летописей был обычно сух, лаконичен и сводился к голому изложению фактов, стиль речей был цветист и даже, на наш вкус, напыщен и помпезен. Некоторые примеры этого стиля уже приводились, но невозможно не подчеркнуть необычайную склонность мексиканцев к этой философско-нравственной риторике. Они без устали могли произносить речи на любую тему и бесконечно отвечать друг другу избитыми фразами – с точки зрения латинской риторики, общепринятыми формулами на которые они набрасывали плащи своих метафор ради упражнения. «Они имели большую склонность к ораторскому искусству… Во время своих публичных выступлений они сидели на пятках, не прикасаясь к земле; они не смотрели вверх, не поднимали глаз; они не плевали, не делали никаких жестов и не смотрели никому в лицо. Когда оратор заканчивал свою речь, он поднимался и уходил, опустив лицо, не поворачиваясь спиной, очень скромно».

По любому общественно значимому поводу или по поводу событий в частной жизни устраивались настоящие турниры красноречия: будь то выборы императора или рождение ребенка, отправление купеческого каравана или бракосочетание.

Поэзия ценилась не менее высоко. Сановники и их семьи – включая некоторых самых выдающихся женщин – гордились своим поэтическим мастерством. В Тецкоко, где все, что имело отношение к изящной словесности, было в особом почете, один из четырех больших советов правительства называли «советом по музыке и наукам». Наряду с исполнением законов, относящихся к культу и колдовству, в его функции входило поощрение поэзии: он организовывал соревнования, в конце которых царь награждал победителей ценными подарками.

Среди знатных ацтеков были ученые, иногда занимавшиеся поэзией. Самым выдающимся из них был сам царь Несауалькойотль. На службе у высокопоставленных деятелей были профессиональные поэты, которые воспевали подвиги героев, величие королевских дворцов, жизненные радости и печали. Эти поэты обучали пению и музыке в «домах песни» (куикакалли), которые имелись при дворцах или были на содержании отдельных кварталов.

Само слово, обозначающее поэта (куикани, певец), показывает, что стихотворение и песня были синонимами, так как стихотворение всегда пели или, по крайней мере, декламировали под аккомпанемент музыкальных инструментов. Тексту некоторых стихотворений предшествовала условная запись, показывающая ритм тепонацтли, чьи удары должны были сопровождать декламацию.

Некоторые стихи показывают, что поэт осознавал свою высокую миссию:

Я режу нефрит, я лью золото в тигель!

Вот моя песня!

Я вставляю изумруды:

Вот моя песня.

А еще он говорил так:

Я поэт, владыка песни,

Я певец, я бью в свой барабан.

Пусть его звуки пробуждают

Души моих товарищей, что уже мертвы.

И еще:

Я певец, я сочиняю стихотворение,

Которое сияет, как изумруд,

Блестящий, драгоценный и прекрасный изумруд.

Я подстраиваюсь к звукам мелодичного голоса циницкана…

Как звон маленьких колокольцев,

Маленьких золотых колокольцев…

Я пою свою песню,

Полную ароматов, подобно сияющей драгоценности,

Сияющей бирюзе или ослепительному изумруду,

Свой цветущий гимн весне.

Сами ацтеки подразделяли поэзию на определенные виды, первым из которых был теокуикатль (священная песнь) или гимны. И к счастью, при помощи источников, информировавших Саагуна, мы имеем запись некоторых из них – истинное сокровище для изучения языка древних мексиканцев и их религиозной мысли. Читая их, следует помнить, что эти стихи не только пели, но и «изображали», то есть каждое стихотворение (повторенное, без сомнения, огромное количество раз) сопровождалось определенным ритуальным действом, некоторыми установленными действиями жрецов или каким-нибудь особым костюмированным танцем.

Эти религиозные песни, перенесенные, по традиции, из далеких времен, зачастую были очень туманными или даже совершенно непонятными самим же ацтекам, или, по крайней мере, тем из них, кто не был жрецом. Они полны скрытых намеков и метафор.

Цветок моего сердца раскрылся,

Вот властелин Полночи.

Она пришла, наша мать, она пришла,

Она, богиня Тласольтеотль.

Родился бог маиса

В раю Тамоанчана,

Во дворце, где цветы поднимают свои головки,

Тот, (кого зовут) «один – цветок».

Родился бог маиса

В саду дождя и тумана,

Там, где делаются дети человеческие,

Там, где они ловят нефритовых рыбок.

И вот день: приближается заря.

Птицы кецаль перелетают с места на место и кормятся

Там, где прямо стоят цветы…

В честь национального бога Теночтитлана они пели:

Я Уицилопочтли, молодой воин.

Другого такого нет.

Напрасно я не надел свой плащ из перьев попугая,

Так как благодаря мне солнце встало.

А это – в честь богини Тетеоиннан, матери богов:

Раскрылся желтый цветок.

Она, наша мать, в маске из кожи

Пришла из Тамоанчана.

Желтый цветок расцвел.

Она, наша мать, в маске из кожи

Пришла из Тамоанчана.

Раскрылся белый цветок.

Она, наша мать, в маске из кожи

Пришла из Тамоанчана.

Белый цветок расцвел.

Она, наша мать, в маске из кожи

Пришла из Тамоанчана.

Ах, она стала богиней