Дверь в стене тоннеля - Николай Черкашин

Он положил ей пятьдесят тысяч и, круто развернувшись, пошел прочь.

– Эй, мил-человек, да ты не ту бумажку-то дал, – догнала бабуся. – Глянь нулей-то сколько. Обознался малость.

Еремеев прибавил шагу, пряча от старухи, от всех навернувшиеся на глаза слезы.

Бабка вдруг поняла, что это не покупка, а подаяние.

– Ну, возьми хоть столетничек-то, сынок! – упрашивала она, протягивая вазончик. – Возьми, не обижай, Христом Богом прошу. Живое лекарствие, подлечишься когда, а?

Еремеев не оборачиваясь, схватил горшочек и отчаянно ввинтился в толпу, едва не потеряв Татевосяна.

Суеверный, как и все моряки, суеверный вдвое после Афгана, он потом часто вспоминал эту бабусю, подозревая в ней существо сказочное и даже волшебное, ибо только с ней связывал, как отклик судьбы на душевный порыв, свою фантастическую удачу в тот день. Хотя, если быть точным, то первым увидел заветное яйцо Татевосян. Это он подозвал Еремеева к лотку дородной с кубическим бюстом тетки.

– Не твое? – кивнул он на складной туристский столик, где в толчее матрешечных лениных, сталиных, брежневых, ельциных благородно поблескивало темное серебро вычурной оправы каменного яйца. Он же, Татевосян, первым взял вещицу в руки и открыл вершину яйца: под малахитовым колпачком взблеснули золотые крестики серебряного храма.

– Сколько просишь? – спросил он тетку шепотом, от волнения перехватило горло.

– «Лимон», – ответствовала тетка, трубно сморкаясь в ситцевый фартук.

– Не много ли? – возмутился Татевосян. Но Еремеев поспешно оттеснил его.

– Беру! Без разговора!

Но тетка попалась дурная.

– Ты чегой-то мне суешь? Каки-таки доллары? Ты мне «лимон» рублями давай, а энти ты еще кому нарисуй.

Дело принимало неожиданный оборот. Договорились, что Татевосян посторожит яйцо, а Еремеев быстро сгоняет в обменный пункт.

– Тока, если покупатель найдется, – предупредила тетка, – я ждать не буду!

Ювелир не отходил от лотка, сторожа яйцо по-птичьи тревожно и зорко. Время от времени он брал его в руки и изучал профессиональным оком.

– Ты это, смотри не сломай! – косилась на него тетка.

– Да тут крестик погнут, я его выпрямлю.

Татевосян повернул золотой крестик на одной из главок храма, и тот вдруг легко и пружинисто выпрыгнул, точно ключ из замка с секретом. Основание креста, сидевшее в главке, было иззубрено тонкими пропилами и состояло из полудисков различной толщины.

– Сломал! – ахнула торговка. – Как человека просила!

Татевосян быстро вставил крестик и довернул его до места.

– А ну, давай взад! И греби отсюда! Вот черноты на нашу голову понаехало! Канай отсюдова, щас милицию позову!

Обескураженный ювелир отошел в сторону, не сводя глаз с малахитового яйца. Как на беду подошел иностранец.

– Сколько? – спросил интурист, беря в руки творение Фаберже.

– Лимон, батюшка, один лимончик, – залебезила тетка.

– Лемон? – поразился покупатель. – Шютка?

– Какая же тут шутка. Я не шучу. Цена твердая: одно яйцо – один лимон. Два яйца – два лимона, – растолковывала она непонятливому иностранцу на пальцах.

– Поньял, поньял!.. – радостно закивал покупатель. – Я дам тибе три лимона.

– Три много. Куды мне. И двух хватит.

Татевосян похолодел от ужаса: заветная вещица уплывала из рук. Еремеев безнадежно запропастился…

Иностранец полез в сумку и достал три великолепных нежно-желтых лимона.

– Я могу тибе дат грейфрут вдобавок.

Все вокруг зашлись от смеха. Смеялась и тетка, смеялся Татевосян, смеялся зачем-то и сам иностранец…

К счастью, брать немецкие марки теща кубика Рубика тоже отказалась, а миллиона российских рублей при себе у немца не оказалось.

– Давай, поменяю! – предложил небритый тип в кожаной кепке.

– Нет-нет, – кинулся на него ювелир. – Я меняю. Мы уже договорились!

Иностранец опасливо посмотрел на них обоих и благоразумно отчалил.

– Ты, гнида, чего в чужие дела суешься? – зло сощурился меняла. – А ну идем, поговорим…

Только появление Еремеева спасло Татевосяна от крутой разборки. Тетка долго пересчитывала свой миллион, и яйцо наконец перекочевало в еремеевский «дипломат».

В машине, поджидая Тимофеева с Артамонычем, они разглядывали покупку. Все крестики – четыре на главках и пятый на куполе – под пальцами ювелира покинули свои места.

– Яичко-то хоть и не золотое, но не простое! – Татевосян покачал вынутые крестики.

– Что это?

– Это модуляторы микронных частот. Радиоволны таких частот обладают сверхмощной проницаемостью. Для них «прозрачно» все… Я сам когда-то такие штуки делал в институте радиофизики. А теперь вот дельфинчиков продаю. У меня тут свой дельфинарий…

«Виварий!» – по ассоциации вспыхнуло в мозгу Еремеева. Виварий. Точно такой же ребристый стерженек был в руках у Германа Бариевича перед тем, как замертво свалилась белая мышь…

Радиоуправление вшитыми капсулами на микронных частотах…

– Ты можешь сделать точные копии этих крестиков? – спросил он ювелира.

– Могу. Гальванопластика и…

– К завтрашнему утру успеешь?

– Постараюсь!

Подошли наконец Тимофеев с Артамонычем.

– Вот оно коко с соком! – не удержался похвастать Еремеев. И малахитовое яйцо снова пошло по рукам.

Запиликал вызов радиотелефона. Еремеев снял трубку.

– Олег Орестович? Как дела?

– Лежу на верном курсе. Думаю, завтра будут результаты.

– Лежите да не залеживайтесь. Вы где?

– В Измайлово.

– Давайте ко мне. Отвезете меня в Засенежье.

– Есть.

Еремеев выключил аппарат. На коротком совете решили действовать так: Тимофеев с Артамонычем отвезут яйцо на яхту, а Татевосян за ночь сделает золотые копии крестиков-модуляторов.

* * *

Туча, поглотившая солнце, вдруг пролилась горячим оранжевым светом, и мокрое шоссе вспыхнуло слепящим блеском. Еремеев сбросил скорость и опустил светофильтры.

«У тебя есть палочка! – надрывалась бойкая певица. – Палка-выручалочка! Выручи меня, выручи меня…»

– Выключите эту дрянь! – раздраженно бросил Герман Бариевич и сам же выключил приемник. – Не могу сосредоточиться… Олег Орестович, вам придется две задачи решать как одну: искать покражу и обеспечивать деловые переговоры. Мне нравится ваша идея провести их на яхте. Как ваш пароход? Шестерых держит?

– Пассажировместимость до десяти человек.