Тюрьмой Варяга не сломить - Евгений Сухов

Заки Зайдуллу такой расклад не устраивал. Зная Беспалого, он понимал, что уступать ему ни в чем нельзя: дай палец — останешься без руки. Хлипкое воровское влияние на зоне нуждалось в самой тщательной опеке. Не находя объяснений возникшей ситуации, Мулла сразу же разослал по соседним зонам малявы с единственной просьбой — разузнать, что за народ оказался на его территории. Полученный через пару недель ответ сильно озадачил старого зэка. Законные писали, что в Москве, в Питере и в других городах России накануне Нового года и в первых числах января прошел очень крутой шмон, коснувшийся сотен людей. Пострадали в основном коронованные: кто-то из них арестован, кого-то убили, а кто-то попросту исчез. Какие силы замешаны во всех этих событиях, никто не знал. Но то, что действовали серьезные профессионалы, было всем ясно.

В конце полученной Муллой малявы сообщалось, что вместе со многими другими куда-то подевался смотрящий по России Варяг. Вроде бы последний раз его видели в Москве в аэропорту, где его якобы арестовали. Что с ним произошло дальше, никто не знает. По одной версии, утверждали, будто он совершил побег и снова слинял в Америку, по другой — его следы терялись после побега в России. Более подробно о его судьбе никому ничего не было известно, хотя прошло уже около двух месяцев. Кроме того, помимо Варяга пропали еще по крайней мере два десятка самых авторитетных законных России.

Заки Зайдулла призадумался. Такого крупного избиения законных он не помнил со сталинских времен. Тогда, в конце сороковых, по всем зонам России в несколько дней произошло поголовное уничтожение воров в законе. Без суда и следствия.

Мулле несложно было сопоставить события и понять, что массовое исчезновение законных произошло аккурат за месяц-полтора до прибытия к ним на зону странной семерки. Дело, похоже, начинало проясняться. К Беспалому и раньше частенько присылали на правеж самых крутых. Кто-кто, а Беспалый умел обламывать строптивых и неугодных, особенно, если об услуге его просили высокие московские чины. И хотя Мулла не знал прибывших в лицо, но с этой минуты ему стало ясно, откуда у них такая горделивая стать и манеры, которые опытному глазу видны даже сквозь сомнамбулическое состояние, в котором они все время пребывали.

Это было неслыханно — не один, не два, а аж семеро авторитетных людей оказались в «сучьей» зоне! Мулла чувствовал в случившемся какой-то недобрый знак, некую серьезную опасность для воровского мира и его идеологии.

Состояние же прибывшей семерки лишь только усугубляло ситуацию, делая ее более запутанной и зловещей. Что могло скрываться за тем, что ни один из «чокнутых» не помнил ни своего имени, ни прошлой жизни? Они не выглядели совсем уж беспомощными, а в минуты прояснения выделялись даже особой страстью и непримиримостью, свойственной разве что людям особой масти. И все же было что-то жалкое в том, как они, вдруг замерев на полуслове, на полудвижении, подобно обесточенному роботу, погружались в странную задумчивость, словно мучительно силились что-то вспомнить.

Особенное внимание Муллы привлек один из вновь прибывших — молодой и, видимо, сильный мужчина. В том, что он вор, Мулла ни секунды не сомневался, хотя манера держаться, какие-то иностранные слова, проскальзывающие во время его сна, сильно озадачивали старого зэка.

Вот уже вторую неделю Мулла через своих людей пристально наблюдал за этим парнем. Впрочем, что-либо понять было сложно, поскольку новичок почти все время лежал в беспамятстве или полудреме. С легкой руки соседей по бараку к нему уже приклеилось явно новое для него погоняло Иностранец, на которое, впрочем, он не отзывался.

Было очевидно, что странные провалы в памяти страшно раздражают и самого Иностранца, и он всячески пытался даже в таком состоянии скрыть свою болезнь перед соседями, не дать им повода сомневаться в его полноценности.

Утром Мулле надежные люди сообщили, что после очередного посещения санчасти Иностранец переведен Беспалым в восьмой барак, где традиционно мотали свой срок пацаны с придурью, которых промеж себя зэки обычно прозывали «отмороженными», и где власть прочно принадлежала местному авторитету по кличке Щеголь. В восьмом бараке Щеголь был бог и царь, других авторитетов «отмороженные» не признавали.

Это «удельное княжество» давно раздражало Муллу. Беспредел восьмого барака был головной болью старого вора: ценой огромных усилий он сдерживал на зоне всю ту нечисть и мразь, какая выплескивалась из «восьмерки». Но договариваться с «красными» Мулле удавалось с большим трудом.

Узнав о том, что Беспалый отправил Иностранца к «отмороженным», Мулла понял — в самое ближайшее время следует ждать развязки.

И события не заставили себя ждать. Уже к вечеру Мулле сообщили о суровой расправе, которую Иностранец учинил в своей новой «хате». Последние слова в поступившей маляве расставили все точки над «i»: «Наказав обидчиков и загнав паха под шконку, новенький назвался Варягом». Мулла возликовал и обеспокоился одновременно. Теперь все становилось на свои места — Варяг здесь. В «сучью» зону решили, значит, поместить смотрящего России! И хотя удручал размах подступившей беды, все же теперь был ясен выход из сложившейся ситуации.

Мулла осознал, что сейчас в его руках находится судьба не только авторитетных людей и жизнь смотрящего России, но и будущее всего воровского дела: неизвестно, как там повернется жизнь на воле, но то, что сегодня все сосредоточилось в этой небольшой, богом забытой зоне, было понятно старому опытному вору в законе. Действовать следовало незамедлительно.

В сотый раз обдумывая события, происшедшие в колонии за последние месяцы, Мулла нутром почуял, что угроза исходит не только от Беспалого и не только извне. Она таится где-то рядом.

А насторожило Муллу одно незначительное обстоятельство: последнее время уж больно часто стал мельтешить у него перед глазами «химик» Стаська Щеголь, который на контакт с ним, Муллой, упорно не шел. Говорили, что Щеголя часто замечали с конвойным у кабинета Беспалого. То, что Щеголь мог оказаться стукачом, Муллу не удивляло. Чего только не навидался старый Заки за свою многотрудную зэковскую жизнь. Что ж тут удивительного? Такие, как Щеголь, стукачами обычно и заделываются. Заносчивые, чванливые, внутренне они очень часто оказывались слабаками. Беспокоило Муллу другое — то, что Щеголя ни единого раза не накрывали. Подозревать «химика» можно было в чем угодно, но чтоб вот так ни разу никогда не проколоться? И ходить чистеньким. А совсем чистенький стукач — это очень необычно и очень подозрительно. Возможно, Стаська не просто стукач. Возможно, он птица посерьезнее. «Как же это я раньше недоглядел? — корил себя Мулла. — Невнимательным становлюсь, никак старею?»

Мулла окончательно убедился, что не ошибся в своей догадке, когда ему через день шепнули, что Стась Щеголь вдруг стал проявлять подчеркнутую заботу о семерых «чокнутых». Самого его, конечно, вблизи них не видали, но постоянно вокруг новеньких ошивались пацаны Щеголя.

Мулла решил сам все проверить. И как-то утром, сославшись на страшную боль в животе, отправился вместе с дежурным конвоиром в санчасть.