Детский сад - Джефф Райман

Переплетчики и драпировщики, каменщики и скульпторы, специалисты по живописи маслом и краснодеревщики, штукатуры и плотники, гравировщики и вязчики — все эти хранители, воссоздающие облик Истории, жили в едином Братстве, расположенном в центре Лондона.

Милена прогуливалась уже долго. Подобно какому-нибудь призраку, кормящемуся солнечным светом и теплом людских жизней, она пересекла Сити. Дойдя до Юстона, обратно возвратилась через тенистый Тэвисток-сквер и вышла на Мэлет-стрит, где находились главные склады Реставраторов. Место это называлось Школой. Рядом с ее серыми воротами снаружи располагался импровизированный рынок, где местные жители приторговывали всякой всячиной, так или иначе удовлетворяющей потребности близлежащих кварталов, — бумагой, кистями, трубками, башмаками. Школьный учитель, например, торговал фасолью. Лежащие кучами фасолины были отборными — крупными, глянцевыми, как полудрагоценные камни; в гущу их преподаватель то и дело запускал руку. К столбам возле ворот были привязаны волы в ярме — для возчиков, в данный момент загружающих на подводы каменные и деревянные балясины. За волами следил мальчуган с хлыстом и собакой колли. Перекинув через плечо рубаху на манер тоги, он сидел лицом к солнцу на каменном столбике и покуривал трубку. За воротами пилили бревна: слышен был звук пилы и доносился запах опилок.

Школа была когда-то частью университета. Теперь здесь хранились запасы и располагалась мастерская. Здесь изготавливалась и аккуратно отгружалась изящная гипсовая лепнина. Здесь же хранился строительный лес, распиленный на бревна стандартной длины. И рулоны материи, и изделия из стекла. Хранилища свинца, ртути, мышьяка и золота тоже располагались здесь. Это было место, где были история и взрослые.

В здании Медучилища, наоборот, содержался сплошь молодняк. Сюда на практику со всего Братства стекались дети — как сироты, так и те, что при родителях. Когда-то здесь располагалась Школа тропической медицины. Здание стояло на углу Мэлет-стрит. Не торопясь входить, Милена остановилась и оглядела серый каменный фасад.

По нему тянулись ряды лепных балконов. А на них — стилизованные под Древний Египет скульптуры грызунов и насекомых. Стараниями детей скульптуры смотрелись как отполированные. Эта сторона медицины Милене определенно нравилась.

На другом углу стояла лавка резиновых изделий, где можно было сплавить воедино два или даже несколько предметов из резины. Жена Резинщика сноровисто вращала в руках бамбуковый шест, опуская над витриной навес. Оно и понятно: резина на жаре, бывает, размягчается или коробится. Жена Резинщика между делом подмигнула Милене и широко улыбнулась.

Милена тоже улыбнулась в ответ. Нет, что ни говори, а взрослые приятнее, чем дети. Из лавки донеслось шипение (судя по всему, пар). Показался хозяин лавки, в маске и крагах; в руке он держал только что изготовленный кувшин. Горлышко у сосуда повисло набок, как голова у гуся. Женщина, рассмеявшись, с шутливой укоризной покачала головой и похлопала мужа по волосатому плечу.

«А что, так жить можно», — подумала Милена. И вполне счастливо. Ей вдруг захотелось стать взрослой. Чтоб разместили куда-нибудь не в самое последнее место, и муженьком обзавестись. Ей захотелось быть как все.

Что-то покажет ее Считывание? Отсутствие памяти, бездну невежества? Может, сразу же оттуда ее упекут в мусорщицы, таскать мешки с отходами? Или введут какую-нибудь окончательную дозу вируса, чтобы наконец проняло. Может статься, она умрет из-за этого, как в свое время отец. Да, вот так возьмет и умрет. Может, mami сказала неправду. Вдруг отец был как она, Милена, и не поддавался обучению, потому они и скрывались среди холмов в Чехословакии.

О своей матери Милена думала без особого уважения. Скорее с каким-то раздраженным пиететом, как думают о близких, но глуповатых людях. Добраться аж до Англии, и все ради чего? Ради какой-то пресловутой свободы. Как будто она в Англии есть. И угнездиться среди Реставраторов, в надежде обзавестись достойными себя спорщиками и собеседниками. Как будто их и дома не хватало. Она, видите ли, считала, что люди, работающие с книгами и историческими ценностями, наделены какой-то особой идейностью. И потом поверить не могла, что оказалась в таком болоте: кругом были одни обыватели, нисколько не интересующиеся жизнью. Одиночество ее и доконало. И мать умерла, оставив Милену здесь, одну-одинешеньку среди Реставраторов. Кого же еще винить, как не ее. Милена повернулась и вошла в здание Медучилища.

Как выяснилось, она пришла с опозданием — это был еще один признак того, что у Милены не все в порядке: обычно время людям указывает соответствующий вирус. Прочие ребята уже вовсю работали. Кирпичное здание Медучилища ограждало собой просторный внутренний двор. Стояла жара, поэтому занятия проходили внутри, где была тень и сравнительно прохладно. Рабочие группы размещались за специально отведенными для них столами, согласно предполагаемой профессии. Ребята усердно выстукивали молоточками по граверным доскам или шили кожаные обшивки сидений. Некоторые готовили себе завтрак (кашу-размазню на угольной печке) и спорили со старшими, чья нынче очередь готовить обед.

К поставленной задаче дети шли своим собственным темпом. Уровень их развития оценивали Наставники. За работой дети переговаривались — о спортивных состязаниях, о торговле, о том, где можно достать вещь помоднее. Временами беседу возглавляли Наставники; они же могли внезапно начать деловую игру. Милена пожалела, что не захватила с собой книгу. Чувствовалось, что книги писали люди, в чем-то подобные ей самой: то же взвешенное, продуманное, постепенное движение мысли, сравнительно простой (а потому понятный) способ мышления.

Милена находилась в группе Физически Ориентированного Развития — так называемых Примитивов. Все Примитивы считались в той или иной степени умственно заторможенными. Больших надежд на Примитивов не возлагалось — большинству из них предстояло влиться в армию работников физического труда. Примитивы выходили из состояния детства медленнее других. Хотя сразу же, из стен Детсада, посылать десятилетних детей ворочать камни или таскать мешки было немилосердно. Поэтому после Размещения их еще год-два поддерживали вирусными инъекциями и физическими упражнениями, в основном по поднятию тяжестей.

Вот они сидят за столом. Примитивов можно было безошибочно определить по внешнему виду. Один или два паренька — здоровенные, толстые, но явно слабохарактерные, сами шагу ступить не могут. С неизменной улыбкой они глыбами возвышались над столом. Улыбками — приветливыми, с наивно робкой надеждой — они словно предлагали себя миру, надеясь, что он не будет с ними чересчур жесток; качество, которое в конечном итоге неизбежно сменится у них разочарованием. Вот тогда-то, и только тогда, эти ребятки станут довольно опасными.

Хотя особенно трудно общаться было именно с девочками. Девчонки над Миленой насмехались, постоянно стремясь подчеркнуть собственное превосходство. Впечатление было такое, что им попросту не сидится — настолько тянет найти кого-нибудь и заткнуть за пояс.

Милена с независимым видом села, но не на скамью, а рядом, на пол. Девчонки-Примитивы, хихикая, заговорщически пихали друг друга коленками.