От войны до войны - Вера Камша

Горячий ветер кружил пепел и искры, все сильнее раздувая пламя. Оставаться на крыше становилось невозможно, спускаться было страшно. Закопченная толпа клубилась вокруг фонтана, вопили обожженные, валялись угоревшие, но Луиза смотрела не на них и не на костры, а на дорогу – она была свободна! Толпа больше не напирала – все, кто хотел прорваться на площадь, прорвались. Мародеры один за другим ныряли в калитку и возвращались, волоча посуду, одеяла, занавеси, одежду. Что-то бросали на месте, из-за чего-то дрались, что-то волокли дальше, исчезая за сломанной решеткой. Уходят они, уйдет и она!

Луиза, отворачиваясь от летящих в лицо искр, спустилась на землю, едва не наступив на кого-то то ли мертвецки пьяного, то ли оглушенного. Рядом валялся сверток сукна. Слегка обгоревший, но все еще стоивший немало. Чем не повод для отступления?! Госпожа Арамона выглянула из-за сарая. Шестеро пьянчуг, задыхающийся от кашля человечек, дылда с обожженным лицом… В ее сторону никто не смотрит, и слава Создателю! Женщина ухватила тяжеленный рулон, выволокла из щели, рывком забросила на плечо. Надо было вымазать лицо, ну да ничего, авось пронесет! Она одна из многих, все брали, и она тоже! Она такая, как все…

Сгибаясь под тяжестью ноши, вдова Арнольда бросилась к разбитым воротам. Внимания на нее не обратили – какая-то баба поживилась на пожаре и тащит домой сукно, ну и пусть ее… Те, кто только лез вперед, рассчитывали на добычу пожирнее, те, кто возвращался, были заняты. Луиза благополучно выскочила из складского тупика на улицу. Стражи все еще не было, не было вообще никого, только в помутневшем от дыма небе кружило воронье.

Госпожа Арамона потрусила вдоль насупившихся домов, пытаясь понять, куда ее занесло. Ставни были наглухо закрыты, двери заперты, над дверями понавязаны черные ленты. Если б только мать догадалась сделать то же, но ведь не догадается! Поворот, еще один и еще… Плечи немилосердно ломило, сверток с каждым шагом становился все тяжелее. А зачем он ей нужен?! Какая же она дура! Луиза с наслаждением бросила проклятое сукно, пробежала до угла, завернула, перешла на шаг. Страшно думать, на кого она сейчас похожа… В конце улицы что-то блеснуло! Вода! Она вышла к Данару! Теперь она не заблудится, главное – дойти до одного из мостов, а оттуда найти дорогу к дому ничего не стоит, но сначала надо хоть немного привести себя в порядок. Какое счастье, носовой платок и гребешок уцелели, а река вполне сойдет за зеркало.

3

В увешанном оружием и охотничьими трофеями кабинете коленопреклоненная фигура выглядела по меньшей мере странно. Пьетро и Виктор сиротливо жались в углу, Пьетро был откровенно напуган, Виктор держался лучше, но Дик не сомневался, что ему тоже страшно. Юноша подумал, что спутники Его Преосвященства на милость Творца не надеются.

После возвращения Алвы от Дика ничего не зависело. Все будет так, как решит эр. Ричард тихонько сел в кресло, не столько опасаясь прервать молитву, сколько не зная, что говорить, когда на него обратят внимание. Он не думал, что уснет, но уснул – бессонная ночь взяла свое, обернувшись уже знакомым кошмаром.

Дик вновь бежал по каким-то переходам, слыша сзади клацанье, шуршание, топот, визг. Сердце бешено колотилось, легким не хватало воздуха, а погоня приближалась. Сквозь шум погони проступали другие звуки – пение, смех, шум воды и голос камней. Это не было смертью, как казалось сначала, по крайней мере, не было смертью для него, но если волна его настигнет, он сольется с ней, станет ее частью и помчится вперед, сметая все на своем пути, убивая, калеча, насыщаясь чужими смертями и чужим страхом. Ричард из последних сил припустил вперед, налетел на какую-то лестницу, бросился вверх и выскочил на залитую кровавым светом площадку. Он стоял на вершине одинокой башни, над которой кружили хищные птицы. Одна, черная и злая, опустилась на изъеденный временем каменный зубец и голосом Рокэ отчетливо произнесла:

– На меня лучше не рассчитывать!

Башня исчезла, багровые сумерки остались. Дик сидел на кресле в кабинете эра, а тот собственной персоной развалился в другом кресле с бокалом в руках, лениво разглядывая агарисского епископа.

– Господин маршал, – Оноре страшно волновался, – вы можете прекратить это безумие!

– Могу, – заверил Ворон, потягивая вино.

– Почему же вы этого не делаете?

– «Могу» не значит «хочу», – пояснил Рокэ и вновь замолчал. В полумраке глаза маршала казались черными.

Преосвященный поднялся, но лишь для того, чтоб стать на колени.

– Первый маршал Талига, я умоляю вас, спасите тех, кого еще можно спасти.

Пьетро и Виктор последовали примеру Оноре. Ричард затравленно оглянулся, не зная, что делать. Рокэ протянул оруженосцу бокал:

– Юноша, «Черную кровь». Ваше Преосвященство, вы можете стоять на коленях хоть до Возвращения Создателя, но лучше встаньте. Я не Всеблагий, не Всемилостивый и не Милосердный, на меня это не действует.

Ричард, я просил вина!

Дик торопливо вскочил. Страшный день закончился, уступив место тревожному душному вечеру. Что-то должно было произойти, но что?! Рядом с особняком маршала было тихо, но где-то что-то горело – в распахнутое окно тянуло дымом и доносился приглушенный расстоянием беспорядочный колокольный звон.

– Благодарю, Ричард. Ваше Преосвященство, не желаете выпить? Иногда это помогает.

– Долг силы прикрыть слабость. – Оноре, закусив губу, поднялся, видимо поняв, что Рокэ коленопреклонений не терпит. – Герцог Алва, будьте милосердны!

– С какой радости? Ваши единоверцы сделали все, чтоб отправить меня к закатным тварям, с какой стати МНЕ спасать их?

– Там гибнут люди, гибнут невинные.

– Невинные гибнут всегда, – Алва аккуратно поставил бокал на ручку кресла, – на то они и невинные. Кажется, им за это полагаются Рассветные Сады, или я что-то путаю?

– Герцог, – священник смотрел на полководца со смесью ужаса и недоверия, – вы не можете оставаться в бездействии, когда гибнут ваши братья.

– Мои братья давным-давно погибли. Возможно, их убили, а может, это был несчастный случай или, как у вас там говорится, воля Создателя. Как бы то ни было, братьев у меня нет. У меня вообще никого нет, но и меня нет ни у кого.

– Но долг любого…

– Я никому ничего не должен, – Алва вновь взялся за вино, – разве что Леворукому, но с ним мы как-нибудь сочтемся.

– Побойтесь Создателя, что такое вы говорите?!

– Правду, епископ. Я вообще до неприличия правдив. Кстати, я не только никому ничего не должен, я в придачу никого не боюсь, тем более того, кого нет.

– Он есть, Он вернется и накажет живущих Злом и творящих его и наградит ходящих в незлобии.

– И более всех будет награжден морской огурец.

– Морской огурец? – Его Преосвященство был явно озадачен.

– Да, это такая штука, живет в южных морях. – Рокэ отхлебнул «Черной крови». – Она и впрямь похожа на пупырчатый огурец. Лежит себе на дне и растет. Растет и лежит, никого не трогает, ни на что не покушается.