Остались одни. Единственный вид людей на земле - Крис Стрингер

Диаграмма, показывающая, что у современных людей в силу более долгой жизни и разветвленных социальных контактов культурный перенос расширился

Итак, мы поняли, что в среднем каменном веке увеличилась плотность африканского населения, что помогало за счет расширения межгрупповых контактов поддерживать и накапливать поведенческие и технологические инновации, но мы пока не можем сказать, почему численность начала увеличиваться. Вариантов предложено немало, и один из них связан с климатом, потому что климат может очень существенно влиять на численность популяций (ниже мы это подробно обсудим). Мы уже разобрали, что в популяциях современных людей понизилась смертность младенцев и увеличилась продолжительность жизни; вполне вероятно, что эти процессы начались еще в Африке 60 тысяч лет назад, когда усовершенствовались орудийные технологии, способы добычи пропитания и взаимная поддержка вошла в обиход. А это означает возросшую роль бабушек и дедушек: больше передавалось знаний следующим поколениям, больше помощи матерям, выращивающим потомство, и, следовательно, больше выживших детей. Кроме того, присутствие в группах бабушек и дедушек должно было вести к укреплению и расширению семейных связей во времени и пространстве, образованию сети родственников, что, в свою очередь, могло способствовать обмену партнерами, товарами, созданию альянсов – своего рода распределение рисков, страховка на черный день, если твой кусок земли пострадает от пожара, засухи или голода. Вероятно, именно в тот момент зародился институт брака и связанные с ним структуры семьи; он помогал упрочить социальные связи между соседними группами, с его появлением формировались и разнообразились церемонии, ритуалы и символический обмен.

Точно такое же колоссальное влияние оказала и религия. В верхнем палеолите Европы религия, безусловно, существовала – тут и рисунки, изображающие, скорее всего, шаманов, тут и териантропоморфные фигурки, – но, на мой взгляд, зачатки религии присутствовали уже в конце среднего каменного века в Африке. Так, некоторые исследователи считают, что пещера Бломбос служила священным местом, и именно этим объясняют богатство артефактов. В пещере в Цодило-Хиллс (Ботсвана) был найден огромный камень в форме питона – предполагется, что здесь отправлялся культ змеи, а между тем пещеру датируют средним каменным веком.

В связи с этим мы должны обратиться к другой важной теме – зарождению и становлению религиозных верований. Она вызывает даже больше споров, чем происхождение языка, но большинство специалистов все же сходятся на том, что религия служила укреплению социальных связей и что ее корни, равно как и способность освоить язык, уходят глубоко в человеческую природу, возможно, даже до уровня наследственных свойств. Впрочем, иные специалисты вслед за Карлом Марксом считают религию “опиумом для народа”, рассматривая ее как паталогическое свойство, своего рода костыль, полезный во времена тяжелых невзгод.

Как мы видели, на определенном (позднем) этапе развития мозга формируются социальная проницательность (чтение по лицам) и эпизодическая память, открывающие возможность и для религиозного мышления: нейросканирование показало, что при обдумывании религиозных мыслей включаются те же нейронные пути, что и при эпизодических воспоминаниях. Обсуждая эпизодическую память, я уже задавал вопрос о религии: могла ли она появиться как средство успокоения, снижения тревоги, когда у человека развилась способность мысленно представить себе будущее и смерть? Или же религия возникла как естественное продолжение причинно-следственного мышления, как полагал Дарвин: всему должна быть причина – и землетрясению, и молнии, и солнечному затмению, и неожиданной смерти, – так пусть это будут духи или божества.

Религия, безусловно, объединяет разрозненные и географически удаленные группы: люди ведут себя сходным, предписанным религиозными нормами образом, имеют общие цели. Но какими были ее функции и общественная выгода на начальных этапах становления: обеспечение эмоциональной вовлеченности? Или, может быть, обещание душевной поддержки? С учетом роста человеческой популяции, расширения межгрупповых контактов и усложнения социальной структуры групп в конце среднего палеолита мне ситуация видится таким образом: общие религиозные идеи были тем необходимым и бесценным клеем, который связывал людей, пропагандируя самоограничение, заставляя ставить интересы группы выше собственных. Можно представить себе, как “религиозные” группы начинают процветать, вытесняя менее успешные группы “неверующих”, – подобная конкуренция продолжается и по сей день. Обсуждая компьютерные модели в главе 6, мы видели, как в межгрупповых конфликтах охотников-собирателей под влиянием культурных и генетических изменений распространяется самопожертвование и даже смерть ради процветания всей группы.

Есть еще одно возможное преимущество, связанное с религией: она обеспечивает мнемоническую (от греческого слова “память”) структуру, помогает хранить и передавать в следующие поколения информацию, связанную и с историей группы, и с окружающей средой. Это наилучшим образом иллюстрируется в австралийских мифах о творении, объединенных под общим названием “Время сновидений”. “Время сновидений” повествует о путешествиях предков, людей и животных, населявших землю в стародавние времена, о событиях, определивших ландшафт с его характерными чертами. Кроме того, существа-творцы установили для народов социальные обычаи и ритуалы, помогающие сохранять землю и все существующее на ней, их маршруты размечены “дорогами сновидений”, соединяющих в единую сеть священные места. Например, один из широко распространенных мифов рассказывает об огромном Радужном Змее, живущем в самой глубине водоемов, а Радужного Змея породил змей еще более колоссальный, и это Млечный Путь. Радужный Змей является людям в виде радуги или путешествует по рекам, создавая по пути ландшафт и распевая о местах, которые он творит. Он может сожрать, утопить или наслать болезнь на того, кто его разозлит, зато его почитателям дается сила вылечивать болезни и призывать дождь.

В негостеприимных ландшафтах Австралии “Время сновидений” наверняка помогло сохранить много жизней: передаваемые из поколения в поколения, мифы служили своеобразной системой навигации, приводя людей к водоемам, пище, убежищам и необходимым природным ресурсам вроде кремней и естественных пигментов. Также на основе местных версий “Времени сновидений” построены правовая, родственная, земельная структуры племен аборигенов. В итоге в голове человека естественным образом складывается система руководящих жизненных ориентиров. Части мифологических историй, повествующих о важных этапах жизни и смерти, нарисованы или выгравированы, запечатлены в песнях или ритуальных представлениях.

На формирование столь сложной и всеобъемлющей эсхатологической мифологии, как “Время сновидений”, наверняка ушли тысячелетия, но менее красочные, упрощенные версии подобных мифов и мнемонических систем могли существовать в Европе в верхнем палеолите. Возьмем, например, искусную гравировку на бивне мамонта, найденную в одном из местонахождений Дуная граветтского возраста (главы 5 и 6), – она вполне может представлять карту местных рек и окружающих районов. Или гравировка на камне в испанской пещере Абаунц, которая датируется 14 тысячами лет: она изображает, как считается, местные горы, реки и озера со стадами горных козлов. Так или иначе, мы вполне можем допустить, что еще в среднем каменном веке Африки бытовали церемонии, ритуалы и символы, игравшие, подобно “Времени сновидений”, роль хранилища истории и жизненного уклада в местных условиях. По многим причинам очень и очень печально, что сегодняшние бушмены населяют лишь часть своих прежних территорий и разнообразных ландшафтов, о чем мы можем судить по распространению пещерной живописи, археологическим артефактам и генетическим данным. Урок Тасмании научил нас, что сокращение территории приводит к культурному обеднению. Бушмены растеряли богатый космологический контекст, лежащий в основе их наскальной живописи, уходящий вглубь времен, в поздний каменный век. Точно так же мы уже не понимаем смысла загадочных рисунков в Брэдшоу, в районе Кимберли Северо-Западной Австралии, потому что они представляют исчезнувшую традицию австралийской живописи.