Боги войны - Дмитрий Агалаков

И за их непомерную, но уже мало чем подкреплённую гордыню!..

…Казаки возвращались на рассвете, трупами ногайцев усеяв окрестные леса. И вновь они тащили полон, а полон тащил оружие и брошенный провиант. Сами казаки потеряли не более трёх десятков человек. И это против многих тысяч ногайцев! Другие ногайцы, на той стороне Яика, оказались отрезанными от своих и не осмелились ладить лодки и переплывать реку. Да и когда бы они успели?

Матвея Мещеряка и Богдана Барбошу встретили как великих триумфаторов. Да так оно и было! Казаки одержали грандиозную победу! Поздней осенью 1586 года Ногайская Орда была разгромлена, и не царскими войсками, а вольными людьми – казаками, как несколькими годами прежде была разгромлена Сибирская Орда! Матвей Мещеряк и ближний круг его казаков оказались героями обоих погромов.

Яицкий остров отныне стал великим оплотом всего вольного казачества от Волги до Яика. Эти степи и леса отныне казаки считали своими. И никакой ногаец уже не посмел бы на них посягнуть! Страшная резня на Кош-Яике каждому степняку была лучшим напоминанием: к нам более не ходи – худо будет!

Но князь Урус не был бы хитрым азиатом, если бы не задумал осуществить коварную и жестокую месть…

Летом 1587 года Москва планировала идти войной на Крым. Пришло время поквитаться с давним и лютым врагом! Внутренние раздоры в самом Крыму, конфликт с Турцией, ослабление позиций Гиреев – всё это как нельзя лучше способствовало началу военных действий. И ставленник у Москвы был что надо – породистый принц Мурад Гирей, отца которого турецкий султан сверг с престола. Молодого и амбициозного Мурада, которого дальновидная Москва сделала астраханским владыкой, она же хотела посадить и на крымский трон. Конечно, сделать это было предельно сложно. Тем не менее в конце весны в Астрахань стали сходиться рати со всей Руси.

Весной 1587 года приехали и в Яицкой городок царёвы слуги попросить казаков поучаствовать в походе.

Богдан Барбоша сразу сказал на казацком кругу:

– Я Москве не служил и служить не буду! И вам, други мои, не советую. Не для того мы с Волги ушли! Да и не верю я царям! – Он зло погрозил пальцем. – И вам не советую! Нет хитрее лисы, чем Москва: облукавит, вокруг пальца обведёт! Там для этого дела бояре и сидят! С три короба наврут, а потом, коли не так пойдёт, держись! – лицо Барбоши потемнело. – И нет хуже волка, чем Москва. Коли ты ей не приглянешься, чем не угодишь вдруг, так в глотку вцепится – не уйдёшь!

Казаки Богдана Барбоши одобрительно загудели. И вот тут мнения атаманов разделились. По-разному они смотрели на мир! За Богданом встал Матвей Мещеряк.

– А я служил Москве, – молвил он. – Но псом цепным, как те же дворяне или стрельцы, не был. А в походы ходил. И Ермак, друг мой золотой, тоже служил царю. И били мы под царским стягом и татар крымских, и поляков с литовцами! И Сибирь мы тоже для царя завоёвывали! – он усмехнулся. – Как потом оказалось! А что делать нам нынче? Ногайцев мы разогнали, они нам больше не помеха, а кто в Крым пойдёт – великую славу сыщет! Ведь и нам, как и царю, крымцы – враги лютые! Нас, живущих по окраинам Руси, по великой степи и её рекам, они больше других терзали! Но мы платили им сторицей. А тут большая плата видится мне! – Матвей Мещеряк сжал кулачище. – Нынче сторицей крымскому хану платить будем!

Пути двух атаманов и разошлись. Прощались они сухо, каждый считал, что он прав. Но в те дни окончательно разошлись не только дороги Матвея Мещеряка и Богдана Барбоши, но и пути всех вольных казаков Руси. Они разбивались на два лагеря: на казаков служивых и воровских. Для одних было приемлемо послужить царю-батюшке, другие ни на что не променяли бы вольную жизнь.

Но с атаманом Мещеряком на круге решили идти далеко не все – только сто пятьдесят человек. Остальные остались за стенами Яицкой крепости, с Богданом Барбошей.

Ночью, накануне отъезда, казаки устроили великий пир.

– Смотри, Матвеюшка, пожалеешь, – когда все были хмельные, обнимая Барбошу, сказала Роксана. – Я бы своего атамана не отпустила…

– Отчего же пожалею, красавица? – спросил Мещеряк.

Отсветы пламени костра то и дело бросались на лицо Роксаны.

– Когда ты в Сибирь уходил с Ермаком, как вольная птица летел! Полземли тебе открывалось! Хозяином туда плыл! Царём! А тут будешь как медведь на цепи… Твоя ли это доля, Матвей?

– Языкастая ты больно, красавица, – покачал головой атаман и отпил вина. – Шибко языкастая!

– Это потому, что я сердцем говорю, оттого многим и не нравится. Но ты не чужой нам, – Роксана ещё крепче прижалась к Богдану, – мы тебя любим. Не жди от Москвы добра. Коли что не так – уходи!..

– Я был себе хозяином и таким останусь, – кивнул Матвей. – А как там в Астрахани будет: поживём – увидим! Приеду, будет что рассказать!

Утром Матвей Мещеряк уехал со своим отрядом в крепость Самару, где собиралось войско и откуда они и должны были выдвинуться в сторону Астрахани. Через три дня атаман подъезжал к молодому городку на Волге. Но стоило ему ещё издалека увидеть грозную крепостицу с башнями и высокими стенами, как сердце атамана сжалось от ледяной тоски.

Точно так, когда он в первый раз увидел царский городок на слиянии двух родных всем казакам рек…

В Ногайской Орде вновь гостил посол Иван Хлопов. Миссия на этот раз у него была чрезвычайной важности! Не только дары он привёз ногайскому князю, но и настоятельную просьбу встать на сторону Москвы в войне с Крымом. И в прошлом 1586-м, и в нынешнем 1587 году отдельные ногайские мурзы совершали набеги на Московское царство. И, конечно, набеги эти совершались с ведома князя Уруса: он был рад любой победе ногайцев и поражению московских воевод. Ногайцы даже атаковали крепость Самару, но были отбиты. Они то и дело переправлялись за Волгу, на территории, когда-то, ещё при разделе Золотой Орды, принадлежавшие ногайцам или казанцам, жгли русские деревни и городки и тащили за собой полон. И ещё пуще они мстили за свою катастрофу на Кош-Яике. Как же было отрадно после былого позора напасть на русские поселения и учинить в них расправу! Хлеборобы – не казаки!

Но как долго можно строить добрую мину при плохой игре? Рано или поздно придётся поговорить начистоту, тем более, когда такие события разворачивались на Волге и на Каспии! Судьбоносные! Это знали обе стороны – и русская, и ногайская.

– Царь желает, чтобы ты, князь Урус, принес ему присягу верности, как своему старшему брату, – сказал посол Иван Хлопов, – и вскорости отправил войско на подмогу хану Мураду, князю Астрахани, которого ты и хорошо знаешь и почитаешь за своего младшего брата.

– Мурада я почитаю за своего младшего брата, – кивнул Урус. – Но как же мне почитать за старшего брата русского царя, когда он меня на растерзание волкам отдал? Когда он позволил, чтобы волки эти жгли и разоряли дом мой, а людей моих побивали и резали, как скотов последних? Ответь на этот вопрос, Иван Хлопов…