Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Шелли сделал вас оборотнем?
— Да, это дар Перси. Он надеялся, что так я смогу излечиться. Действительно, после его укуса мне стало лучше, но потом проявились новые симптомы болезни, намного хуже прежних.
— Так значит, мы можем болеть, как обычные люди? — удивился Вивиани.
— Не знаю, может быть, все дело в том, что я уже был болен, когда меня укусили.
— Ваше превращение показалось таким простым, — наконец Никколо решился задать вопрос, мучивший его больше всего. — Будто вы совершенно не прилагали к этому усилий. Как вам это удается? Вы можете предотвратить превращение в волка?
— Каждый из нас может вызвать превращение, если сосредоточится, — удивился Китс. — По крайней мере, я так раньше считал. А что, у вас не так?
— Нет. Несмотря на все мои усилия, мне пока не удавалось контролировать мое Conditio. Зато один раз я превратился, не желая этого.
Китс посмотрел на него с сочувствием.
— Наверное, для вас это очень трудно, — англичанин зашелся кашлем.
— Что с вами?
— Каждый день мое состояние ухудшается, — Китс грустно улыбнулся. — Я уже никогда не уеду из этого города.
Итальянец смущенно моргнул.
— Шелли тоже в Италии, как вам, вероятно, известно, и я скоро напишу ему, — сменил тему Китс, и Никколо увидел, что Северн вернулся.
Под мышкой Джозеф нес пакет, из которого выглядывали помидоры и хлеб.
— Сейчас приготовлю что-нибудь поесть, — объявил он. — А потом тебе нужно будет принять лекарство.
— Я буду очень рад, если вы передадите от меня привет Шелли, — сказал Китсу Вивиани.
— С удовольствием. Я… — начал Китс, но очередной приступ кашля затряс его исхудавшее тело, словно кукловод начал дергать за нитки марионетку.
При виде его мучений у Никколо сердце сжалось в груди. Казалось, приступ длился вечность, но в конце концов Кип отер губы носовым платком, и Вивиани, увидев на белой тки ни кровь, печально опустил глаза.
— Тебе нужно лечь, — сказал Северн.
Китс был слишком слаб, чтобы с ним спорить. Он попытался встать, но у него подкосились ноги, и он упал бы, если бы Никколо не подхватил.
Вместе с Северном они провели больного по комнате и вышли в соседнюю. Тут стояла кровать с высоким изголовьем, куда они и уложили Китса. Потолок комнаты был покрыт лепниной, в камине горел огонь. С пьяцца ди Спанья доносился шум, на пол падали яркие лучи света. Все это так не вязалось с видом смертельно больного.
— Поспи, — пробормотал Северн, нежно убирая упавший Китсу на лоб локон.
Больной устало закрыл глаза, будто ему было трудно поддерживать веки.
— Я ухожу, — Никколо сжал его руку — Всего вам доброго, Китс еще раз открыл глаза.
— Да хранит вас Бог, Никколо Вивиани, — пробормотал он. Итальянец вышел из комнаты и замялся, не зная, ждать ли ему Северна или уходить, но тут друг Китса вышел к нему. В глазах Джозефа читалась печаль.
— Спасибо за помощь, — он коснулся руки Никколо. — С начала года ему опять стало хуже. Я очень волнуюсь.
— Надеюсь, он выздоровеет.
— Иначе мы утратим величайшего поэта современности. И прекрасного человека, — грустно пробормотал Северн.
— Джозеф, — голос Китса звучал тихо и хрипло. — Сыграй мне что-нибудь. Гайдна?
— Да, Джон, конечно, — Северн повернулся к Никколо.
— Я сам найду выход, — Вивиани сочувственно кивнул. — Всего доброго, мистер Северн. У каждого должен быть такой друг, как вы, когда приходится…
Он не договорил.
Выходя из дома, Никколо услышал аллегро из Первой английской сонаты Гайдна.
Рим, 1821 год
Из открытого окна в комнату лился свежий воздух, разгоняя душный угар камина. Легкий ветерок гладил кожу Жианы, принося весточку о происходящем в городе.
Ей было почти жаль, что она не может быть сейчас там. Зная, что это бессмысленно, женщина все равно прислушивалась, будто так могла стать сопричастна этим событиям.
Сегодня ночью в Риме будет заложен еще один камень в величественный дворец ее мести. Телом она не могла быть там, но привычный экстаз охоты Жиана все же ощущала. После всех предыдущих неудач она наконец-то была уверена в победе.
Где-то там, в ночи, ее люди подстерегали это создание. Они ловили его на живца, шли за приманкой, собираясь захлопнуть ловушку. Рука Жианы сжалась, так что кожаная перчатка заскрипела. Вот бы взять сейчас пистоль, зарядить его, нажать на курок… Это принесло бы ей истинную радость. Но теперь ей приходилось жить чужой жизнью, заставлять других людей действовать вместо нее.
«Это тоже у меня отняли», — мрачно подумала она, с горечью вспоминая святые мессы. Ее рука сжималась и разжималась, а женщина все ждала, когда же ветерок принесет ей добрую весть.
Рим, 1821 год
— Что-то случилось, — заметила Эсмеральда.
Они стояли в ночном парке Вилла Боргезе. Никколо беспокойно оглядывался по сторонам и не сразу отреагировал на ее слова.
— Почему ты так решила?
— Не знаю. Но ты так осторожничаешь, будто собираешься устроить здесь засаду.
Она внимательно посмотрела на юношу, и у него холодок побежал по спине — на мгновение Никколо показалось, что Эсмеральда может читать его мысли. Впрочем, ему не хотелось рассказывать ей о встрече со смертельно больным поэтом Джоном Китсом, ведь, хотя сейчас эта девушка и стала ему самым близким человеком в мире, он еще не решался рассказать ей о своем теперешнем состоянии.
Когда Никколо так ничего и не ответил, она в конце концов отвернулась.
В этом месте, которое знакомый Эсмеральды подыскал для встречи, молодой граф чувствовал себя неуютно. Оно было слишком безлюдным и отдаленным от шумных улиц — чтобы выйти на мостовую, придется пройти немало минут пешком, а по здешним узким тропинкам не сможет проехать ни одна карета. К тому же здесь не было фонарей, так что в тенях, пролегших между деревьями, легко мог кто-то укрыться. «Или что-то». Слабый свет керосиновой лампы освещал лишь Эсмеральду и кружок земли рядом с ней.
Никколо все время казалось, будто он видит в темноте какие-то фигуры, но всякий раз это оказывалась лишь игра его воображения.
— Ты уверена, что он придет?
— Конечно, я уверена. Я бы не поехала с тобой в Рим, если бы в чем-то сомневалась, так?
В голосе девушки звучало раздражение, будто столь невинный вопрос поставил под сомнение правдивость ее слов. «А может быть, и поставил», — подумал Никколо.
— Его найти было нелегко, — продолжила она. — Но даже среди всех этих святош-церковников всегда найдется типчик, который предпочтет Маммону святым обетам. Да, золотого тельца не стоит сбрасывать со счетов, даже в Риме.