Закон стаи - Сергей Романов

— Это будет тяжелым ударом для него, — Вован усмехнулся. Он знал, что Пантов теперь уже никогда не вспомнит о Кляксе. Для него она пройденный этап. Но он, Вован, не забудет, каким унижениям подвергся из-за этой проститутки. А Эдита? Пусть тешит себя иллюзиями, что отомстила Пантову. — Но вам нечего бояться. Искать ее никто не будет. Залетная бабочка в списках нашего города не значится.

Они подъехали к даче, и Вован, взвалив на себя так и не пришедшую в сознание Кляксу, понес ее в дальний угол сада, где размещался старый глубокий погреб. Вот уже несколько лет никто в него не спускался.

Эдита прошла к бару и достала очередную бутылку. Сделала несколько глотков и медленно опустилась на пол.

Так и не дозвонившись домой, Хоттабыч спустился к автостоянке. Он успокаивал себя тем, что Эдита все-таки пришла в чувство и теперь вместе с Филькой где-то в саду.

Длинный черный лимузин Егеря уже поджидал его. Водитель учтиво раскрыл перед ним дверцу, и Хоттабыч опустился в удобное кресло.

— Я бы мог поехать и на своей машине, — не подавая руки губернатору, сказал он.

— За четыре часа, пока будем добираться до Марфино, обсудим ряд наболевших проблем. — Егерь старался держаться дружелюбно.

— И первая — о снятии с должности начальника областного Управления внутренних дел, — категорично сказал Хоттабыч.

Губернатор сделал вид, что не услышал слов спикера. Впрочем, как бы он ни противился, а с полковником Махиней надо было что-то решать. Если раньше Егерь никогда бы не позволил дать его в обиду, то после событий в Марфино уже был не в силах защитить его. Стихийная операция по разгону митинга, которую санкционировал и которой лично командовал Махиня, обернулась серьезной проблемой. Полтора десятка демонстрантов оказались на больничных койках, у одного — серьезное ранение, несовместимое с жизнью. В их чцсле был и председатель профсоюза марфинских водников Федор Теляшин. Егерь понимал, что теперь даже поддерживающие его политику депутаты не простят, если он будет настаивать на сохранении за провинившимся полковником высокой должности. Мало того, в отместку еще и проголосуют против закона о приватизации. Что ж, тогда он первым принесет в жертву полковника — поставит вопрос о снятии Махини с должности. Может, это даже и выход. Выгодная сделка. Наверняка губернаторская «бескомпромиссность» найдет отклик у многих депутатов и привлечет сторонников.

— Да, Махиня заслуживает сурового наказания, — наконец сказал Егерь и добавил: — Хотя он еще относительно молод, но придется отправлять на пенсию.

— Не на пенсию, а за решетку, — пришел в негодование Хоттабыч.

— Господь с тобой, Серафимыч! Разве он хотел, чтобы дело обернулось трагедией? В крайнем случае, судить надо тех подлецов, кто лишил человека жизни.

— Они всего лишь исполнители. Ни убавить, ни прибавить. Но судят не только убийц, но и заказчиков. Так вот, в данном случае Махиня, отдавая приказ дубасить народ, выступал самым настоящим заказчиком. Но под руд его нужно отдавать не только за это.

— Что же он, грешный, еще успел натворить? — удивился Егерь.

— Он казнокрад, как и банкир Бурмистров.

Губернатор откровенно рассмеялся.

— Александр Серафимович, ты хоть сам-то веришь в то, что говоришь?

— Не будьте так наивны, Николай Яковлевич. Кстати, вы никогда не интересовались прошлым Бурмистрова?

— Махиня, по моей просьбе, собрал на него досье. По анкетам все чисто. Закончил финансовую академию, занимался коммерцией, затем зарегистрировал и открыл банк…

— Махиня готовил досье на Бурмистрова! — засмеялся спикер. — Это же надо: вор в погонах на вора в законе характеристику пишет. Да Махиня готов был целовать пятки Бурмистрову, потому что и своим благосостоянием, и высокой должностью обязан только ему.

— Александр Серафимович, у тебя с головой все в порядке? — губернатор не скрывал обиды. — О каком воре в законе ты говоришь!

— О Лехе Докучає, который несколько лет назад погиб в автокатастрофе и через некоторое время, словно Феникс, возродился в образе банкира Дениса Карловича Бурмистрова.

Губернатор, оцепенев от услышанного, с ужасом смотрел на Хоттабыча.

Лимузин на высокой скорости проскочил мимо огромного щита с надписью: «Добро пожаловать в Марфино», затем запетлял по безлюдным улицам и через несколько минут подкатил к зданию районного Управления внутренних дел. У входа стояли около десятка милиционеров, облаченных в каски и бронежилеты.

Егерь выбрался из машины и, с остервенением хлопнув дверцей, зашагал ко входу. Милиционеры с видом нашкодивших мальчишек, почтительно расступились. Хоттабыч с трудом поспевал за губернатором. Они поднялись на второй этаж, где размешался кабинет начальника управления. Кресло хозяина кабинета занимал Махиня.

— Что, мля, отличился, сукин сын! — Не удосужившись поздороваться с присутствующими и нисколько их не смущаясь, губернатор сразу обрушился на полковника. — Ну что голову-то опустил! Расскажи нам со спикером, как ходил в атаку на безоружных людей! Похвались своими победами…

Полковник, побагровев, поднялся и, как послушный солдат, вытянулся в струнку. Губернатор, наградив его презрительным взглядом, повернулся вдруг к Хоттабычу:

— А что, Александр Серафимович, может, представим нашего героя к награде? Выпишем ему на первый случай медаль «За отвагу»? Или сразу к ордену представим…

Хоттабыч засунул руки в карманы и, ничего не ответив на саркастическое предложение губернатора, подошел к окну.

— Единственное, что я могу для тебя сделать, — спикер снова услышал за спиной голос слегка успокоившегося губернатора, — так это принять заявление об уходе по собственному желанию.

Хоттабыч отвернулся от окна и, приблизившись к Махине, негромко произнес:

— А я буду требовать санкции прокурора на ваш арест.

— За что, Александр Серафимович? — полковник теперь уже и не думал скрывать испуг.

Хоттабыч не успел ответить. Неожиданно появившийся в кабинете Сердюков с порога заявил:

— За неквалифицированные действия, которые привели к жертвам и многочисленным травмам среди населения.

— Насколько меня информировали, погиб только один демонстрант, — вмешался в разговор губернатор.

— Я только что из клиники. Полчаса назад от потери крови скончался еще один.

— Председатель профсоюза? Теляшин? — не скрывая волнения, спросил Хоттабыч.

— Федор Игнатьевич пока в реанимации. Еще полтора десятка человек доставлены в клинику с травмами различной степени тяжести, — ответил Сердюков и грустно добавил: — С хорошим же настроением люди пойдут на избирательные участки…

Губернатор не спеша подошел к Махине и развел руками:

— Извини, полковник, вот теперь я не могу принять от тебя даже заявление по собственному желанию…