Таинственный доктор - Александр Дюма

— Ну, паспорт-то у них был, но вот куда они ехали? Хоть убей, не помню!

— Для вас это может иметь очень неприятные последствия, друг мой, — сказал Жак Мере весьма грозным тоном.

— Между прочим, если вам непременно необходимо это знать, вы можете справиться у префекта, выдавшего паспорт.

— Вы правы, — сказал Жак Мере.

Не желая терять ни минуты, он приказал кучеру:

— В префектуру!

Кучер пустил лошадей галопом, и карета на полной скорости влетела во двор префектуры.

Жак Мере проворно соскочил на землю; затем, рассудив, что произвести впечатление на префекта сложнее, чем на почтмейстера, достал из портфеля письмо Гара, предписывавшее ему удостоверить личность расстрелянного сеньора де Шазле, и с этим письмом в руке вошел в кабинет префекта.

— Гражданин префект, — сказал он. — Министерство юстиции поручило мне удостоверить личность бывшего сеньора де Шазле, расстрелянного двадцатого октября в Майнце. Я побывал в Майнце и убедился в том, что маркиза де Шазле в самом деле расстреляли, однако моя миссия этим не исчерпывается; я обязан разыскать членов его семьи: сестру и дочь, проживавших в Бурже.

— Ныне, сударь, они здесь уже не проживают; они отбыли из города двадцать четвертого числа сего месяца.

— И куда же они направились?

— Не могу вам сказать наверное; паспорт им был выписан в Германию.

— Без указания города?

— Без указания города. Я выписал его на основании медицинского заключения, из которого следовало, что барышне необходимо лечение на немецких водах.

— А какой врач ее пользовал?

— Превосходный врач и настоящий патриот, господин Дюпен.

— Будьте добры, скажите мне его адрес.

— Он живет совсем рядом, на улице Архиепископства. Жак Мере простился с префектом и поскакал к Дюпену. Тот не сообщил нашему герою ничего нового, однако под действием его настойчивых расспросов наконец вспомнил, что рекомендовал больной то ли баденские, то ли висбаденские воды.

Тут только Жак сообразил сделать то, с чего, возможно, следовало начать: проверить, не осталось ли в доме мадемуазель де Шазле слуг, которые могли бы сообщить какие-либо сведения об уехавшей хозяйке.

Однако кучер заметил Жаку, что так долго не распрягать лошадей противно почтовым правилам, и Жак, согласившись с его доводами, возвратился в гостиницу.

Выяснив адрес мадемуазель де Шазле и взяв в провожатые мальчишку-рассыльного, Жак отправился на Монастырскую улицу, где в доме № 23 проживала до самого последнего времени бывшая канонисса.

Дом был наглухо заперт.

Мальчишка постучал во все двери и все окна — ответа не последовало. Впрочем, на стук вышла соседка, повторившая Жаку то, что он уже знал:

24 октября около четырех часов пополудни дамы уехали.

Канонисса закрыла все двери, забрала с собой все ключи, а на вопрос соседки, поинтересовавшейся, скоро ли она вернется, отвечала, что едет к брату в Германию, возможно, навсегда.

Было очевидно, что в день отъезда мадемуазель де Шазле еще ничего не знала о гибели брата.

Что же, однако, сталось с письмом, которое он написал ей перед смертью?

Мимо проходил почтальон.

Жак Мере окликнул его.

— Друг мой, — спросил Жак, — не говорила ли вам мадемуазель де Шазле перед отъездом, куда следует пересылать письма, пришедшие на ее имя?

— Нет, сударь, — отвечал почтальон.

— Но ведь она получила после отъезда какое-то письмо?

— Она его не получила — именно потому, что уже уехала.

— Благодарю, друг мой, ты доказал мне, что я еще глупее тебя, — сказал Жак Мере. — Но как же ты поступил с этим письмом?

— Ну, оно ведь было оплачено, вот я и подсунул его под ворота; когда хозяйка вернется, она его там найдет.

Жак Мере горько вздохнул: почтальон заметил его неудовольствие.

— И зачем люди оплачивают свои письма? — воскликнул он. — Когда письма оплачены, почта за них уже не отвечает.

И почтальон пошел своей дорогой, весьма довольный своим похвальным словом почте.

Мальчишка улегся на землю и попытался заглянуть в щель под воротами.

— Посмотри-ка, — сказал он, — вот оно, письмо. Я хоть сейчас вытяну его оттуда прутом.

— Друг мой, — возразил Жак Мере после секундного раздумья, — письмо не мое, адресовано оно не мне, я не имею права его читать.

Впрочем, мальчишке он дал шесть франков за труды.

Вернувшись в гостиницу, он заказал обед и принялся было за еду, но внезапно пришедшая ему в голову мысль заставила его прервать трапезу.

Поскольку мальчишка-рассыльный, получив шесть франков, счел своим долгом остаться в распоряжении приезжего господина до вечера и ожидал приказаний под дверью, он подозвал его и спросил:

— Как тебя зовут?

— Франси, сударь, к вашим услугам, — отвечал мальчишка.

— Разыщи-ка мне кучера, который двадцать четвертого числа вез госпожу де Шазле.

— Я его знаю, — отвечал Франси. — Это Пьеро.

— Ты уверен?

— Еще бы! Уж я-то помню: он хлестнул меня кнутом за то, что я подобрал и съел сливу, которая вывалилась у мадемуазель Жанны из корзинки с провизией.

Жак вспомнил, что мадемуазель де Шазле в самом деле упоминала в одном из писем свою горничную по имени Жанна.

— Ну что ж, в таком случае приведи ко мне Пьеро, — приказал Жак. Пьеро, очевидно оповещенный мальчишкой о щедрости путешественника, явился молниеносно. На лице его сияла улыбка.

— Это ты двадцать четвертого октября правил каретой, в которой ехала мадемуазель де Шазле? — спросил Жак.

— Мадемуазель де Шазле? Погодите-ка, — задумался Пьеро, — это та богомольная старуха с горничной и больной барышней, точно?

— Точно, — согласился Жак Мере.

— Помнишь, Пьеро, ты еще огрел меня кнутом? — спросил мальчишка.

— Не помню, — отвечал Пьеро.

— Зато я помню.

— Ну, стало быть, она ехала со мной, стало быть, со мной, — кивнул Пьеро, утирая губы рукавом куртки, как делают все жители Берри.

— Значит, ты говоришь, что они поехали в сторону Дижона?

— Э, нет, вот уж нет.

— Тогда в сторону Осера?

— Тоже нет, — помотал головой Пьеро, — опять не угадали.

— Что значит «не угадал»?

— Я бы не хотел вас прогневить, но вам ведь угодно, чтобы я сказал вам правду, так? Вот я и должен вам ее сказать.