Серая крепость - Александр Викторович Горохов

уже проявил себя Крафт, в течение всего-то минуты с четырёхсот метров отстрелявший из «условно-бесшумной» винтовки десяток степняков. Пока часть дружины Коловрата готовилась атаковать деревушку, а другая часть обходила домишки с юга, чтобы не дать ордынцам сбежать.

Не дали. Примерно половину порубили в короткой схватке в самом «малонаселённом пункте», а остальных, успевших драпануть, перехватила засада.

Что было потом, Крафт рассказывать всем в Серой крепости не станет. Особенно — слабонервным и беременным. Поскольку то, как человека сажают на кол, зрелище не для человека двадцатого столетия. А именно так дружинники поступили с двумя оставшимися в живых, хоть и ранеными, степняками. Местные же — ничего, смотрели и даже радовались тому, как страшной смертью умирают их мучители. Особенно — женщины, которых ордынцы «активно пользовали» в пути.

— Своих мозгов людям не вставишь, — констатировал Полуницын, когда значительная часть освобождённых отказалась идти к Серой крепости, а решила возвращаться к Донкову или остаться здесь, на берегу Воронежа.

Но десятка два, которым поручили сопровождать раненых в схватке дружинников, поруженных в сани, двинулись вниз по течению реки по льду. Путь им предстоит долгий, но надёжнее пути к слободе не найти: орда ушла далеко на север, в её тылу образовался вакуум, проскользнуть незамеченными совершенно реально. В отличие от пути, с которого решил больше не сворачивать Коловрат.

— Идём к городу Воин, — объявил боярин на следующее утро.

Это всего-то около трёх десятков вёрст от Рязани, к которой сейчас собираются основные силы Батыя. По прямой, разумеется. И почти две сотни от этой крошечной деревушки, затерянной в приворонежских лесах.

Честно говоря, Крафт даже не ожидал, насколько плотно населено Великое Княжество Рязанское в это время. Было населено. Поскольку большинство деревушек на их пути оказалось разорено. Иногда не «под корень», иногда даже в разграбленных ордынцами деревнях оставались люди. Преимущественно немолодые, так как покупателей для таких рабов просто не сыскать. Всем ведь подавай сильных, выносливых и красивых, а не «стариков» и «старух», которым уже перевалило за тридцать (увы, в это время с медициной настолько худо, что дольше такого возраста мало кто из крестьян живёт). Да и женятся/выходят замуж рано, так что в тридцать с небольшим «хвостиком» они уже действительно становятся бабушками и дедушками.

В обитаемых деревеньках находились и те, кому шла мстить дружина Евпатия. Раненые вражьи воины, оставленные «на постой» у крестьян. Этих рубили и резали без жалости, поскольку и в таком состоянии они вели себя как… оккупанты. Да и не было возможности обременять себя «обозом» с пленными. Преимущественно тюрки, набранные в армию Батыя со всей Азии. Но попадались и не понимавшие кипчакского, на котором пытались допрашивать их пограничники Ефрема и их коллеги-«охотники», присланные Полканом.

Верстах в шестидесяти, как говорили дружинники, от Воин-города, у реки Пара, столкнулись с большим «конвоем» пленных, сопровождаемым уже сотней татар. Рубились с ними жестоко, но недолго, поскольку те совершенно не ожидали встретиться с русским отрядом, вчетверо превышавшим их по численности. Да и среди конвоиров оказалось немало легкораненых.

От освобождённых и узнали, что город Воин захвачен, сожжён и разорён, а татары уже ушли к Рязани.

— Стены пОроками разбили, а потом через пролом приступом город взяли, — рассказывали бывшие пленные. — Видимо-невидимо тех татаровей. Идут и идут, только сегодня утром две или три сотни нам навстречу попались. Сани у них огромные, чем-то тяжёлым гружёные, сразу шесть волов тянут, потому медленно движутся.

А вот это, как понял Алексей, как раз та цель, про которую они Евпатию все уши прожужжали. Вот и кинулись, оставив на попечение освобождённым раненых товарищей и пополнив ряды пожелавшими мстить татарам, в погоню. Правда, декабрьский день короток, и нашли вражеский обоз лишь по темноте, по свету костров.

Зато Крафт «оторвался», разя из снайперской винтовки с оптическим прицелом врагов, сгрудившихся у огня. Обозники, ещё не слышавшие о возможностях огнестрельного оружия, вскоре впали в панику из-за того, что их товарищи вдруг стали неожиданно умирать без видимой причины, но продолжали жаться к огню. Пока у Алексея не замёрзли руки, и он случайно не попал в какую-то лошадь. Вот тогда-то тихая паника превратилась в буйную. И бОльшая часть ещё живых, повскакивав на коней, ломанулась врассыпную.

Долго за разбежавшимися не гонялись. Порубили, кого смогли, а в основном — тех, кто ещё оставался в лагере, после чего по настоянию Полуницына подожгли те самые сани с какими-то железяками, брёвнами и канатами.

— То и есть важные части татарских пОроков, коими они стены рязанские крушить собирались! — пояснил он Евпатию. — А эти чужеземцы, что ты хотел отпустить, с пОроками и управляются. Всех остальных можно было отпускать, а этих смерти предать. Как твой меч без твоей руки — только железка, так и пОроки без этих чужеземцев — куча железок, дров и верёвок.

Ясное дело, дружина Коловрата уничтожила далеко не все камнемёты, но хоть чем-то помогла рязанцам. Как надеялся Алексей, хоть как-то продлила оборону города.

Фрагмент 28

55

Несмотря на потери, неизбежные в таком деле, отряд Евпатия всё прирастал бойцами. Из освобождённого полона люди шли, из деревень, попавшихся по пути, из леса выходили, увидев знакомое оружие и услышав родную речь. Основу русского войска любого княжества домонгольских времён составляло ополчение, а времена такие, что луком, рогатиной, являющейся разновидностью копья, да топором каждый «лесовик» умеет пользоваться. Сабелькой — меньше, но и такие находятся. А лошадей, сбежавших после любой стычки с татарами, полно. Хороших боевых лошадей, приученных к седлу, а не к сохе. Вот и сформировался конный, мобильный отряд, которому ратной работы — делать, не переделать. Особенно тут, в оперативном тылу главных сил Батыева войска.

Не успели закончить разгром обоза, везущего камнемёты, как дозор обнаружил поспешающую на север полусотню конницы, то ли направленную как подкрепление откуда-то с покорённых мордовских земель, то ли сопровождавшую гонцов с вестями. «Приняли» их, снова перехватили обоз, но уже от Воин-городка. С награбленным и ранеными. Едва «разобрались» с ним, опять два десятка конных куда-то по каким-то делам спешат.

В живых врагов, если те не успели сбежать на добрых конях, не оставляли. Наслушались дружинники рассказов полонянников, как вели себя степняки с русскими людьми. И добычей себя не отягощали, оставляя лишь еду, которую можно поместить в перемётные сумы. «Сокровища» (попадались среди отбитого и злато-серебро, но основную часть составляли дорогое оружие, ткани, одежды, подчас, окровавленные), за исключением доброго оружия, хоронили где-нибудь в лесу, а