Я не люблю убивать. Часть 1 - Максим Волжский

сегодня рисковать нельзя; рисковать смертельно опасно. Ещё в Бухаресте я приговорил к казне прожорливых девиц, но они сумели каким-то образом вернуться в мир людей, став нежитью в нежити. Практиковать проникновение с дважды мертвецами мне ещё никогда не приходилось. Это никрофилия какая-то получается! А Гриша Вершинский за традиционные связи.

— Не задавай глупых вопросов, Игорь. Веди меня в большую комнату, не дури... И ещё раз прошу, будь осторожен. Начнётся бой, забейся в угол и не дыши. Эти твари могут быть невероятно опасны.

Эдуард вышел из морока и быстро направился в спальню. Я знал, что сковать вампира для него не проблема. Вот если бы тёмный охотник подключился к битве, то тогда расклад мог оказаться не в пользу даже такого сильного мага, как Эдуард.

Я стоял точно перед вампиршами, которые идиотски тыкали пальцами в телефон. Я всегда удивлялся, что люди находят интересного в этих электронных игрушках? И вот вам пример ротозейства и вампирской легкомысленности.

Две девицы, которых воссоздали из мёртвых, тоже уставились в экран. Наверное, у них даже есть свои странички в соцсетях. И надо же такому случиться, чтобы вампирши ставили лайки, писали свои гадкие комменты и постили собственные истории: я, мол, вчера укусила мужика, а он оказался невкусный; вот фотография — он весь в крови, вот подтверждение — мой полный живот. И знаете, как это всё безобразие называется? Это называется либо эволюция вида, либо полнейший кретинизм!

Я встряхнул руками. В моих ладонях сверкнули два длинных кинжала. Я сделал выпад, за ним сразу второй.

— Е..ть его конём, шеф! Ты им бошки отстегнул! — послышался голос моего оруженосца, потому что по полу покатились сразу две головы.

Я вышел из морока лишь на секунду, сумев за это время сразить сразу двух вампирш. Но мало срубить мертвецу голову, надо пронзить его сердце, нанеся множество ранений. Хотя на ближайшие пару дней эти тела намертво обездвижены. Мертвее не бывает. Потому пришло время навестить — то ли сына, то ли дочь. Пора разобраться с этим водяным из уборной.

Обернувшись, я увидел голое существо.

У Валентина отсутствовали детородные органы. Его грудь нельзя назвать ни мужской, ни женской; округлые мышцы казались накаченными, атлетичными, но соски были женскими, розовыми, будто у кормящей мамаши. Его живот выглядел мягким, чуть вздутым, но руки казались сильными. Лицо у вампира было точно мужское, а вот его ноги; особенно выше колена. Эти бёдра так и влекли мужские взгляды, а в паху не было члена и парных гонад в мешочке. Также не видно и женских признаков. На лобке вообще не росли волосы и было всё ровно и гладко — муха поскользнётся и ногу сломает.

Это существо напоминало пластмассовую, здоровенную куклу. Нечто среднее между Барби и её другом Кеном.

Передо мной стояло нечто, которой признать своим дитя я не смогу никогда! Срам какой-то!

Глава 22

Глава 22. Елена Аркадьевна будет в шоке

При всей нелепости внешних данных — тёмного охотника выдавали глаза. Они были полны ярости, обиды и скорби.

Я даже заметил слёзы — и удивился.

Да неужели нежить скулит о своих воительницах? Не замечал раньше слезливой реакции тех, кто призван калечить людей и никого не жалеть.

— Как ты вошёл в мой дом? — хрипел мужским голосом Валентин.

Он изумил меня второй раз; не голосом, конечно, а самой постановкой вопроса. Что значит, вошёл в мой дом?

— Твой дом, гроб два метра вниз! — вскинул я руку, метнув в уродливое существо «магическую рогатину».

Это заклинание среднего уровня, но всегда оно работало стабильно. Сработало и сейчас.

У моей разящей рогатины древко огненное, а пылающий рожон, будто в мартеновской печи выплавлен. «Магическая рогатина» предназначена исключительно для вампиров. «Не лезь на рожон!» — предупреждали предки, отгоняя кровососов.

Рожон ударил Валентина в горло, прибив его к несущей стене. Вампир повис между шкафом-купе и телевизором. Его ноги не доставали пола.

— Кто ты, зверь воплоти? — призывно спросил я.

Вообще-то, я широкий и, можно сказать, разносторонний специалист в области дознания. И ни таких раскалывал. Мои методы могут показаться непопулярными и даже дикими, но когда ты вступил в сражение с нежитью разговоры о честном бое, не конструктивны. Короче, пытать я умею придирчиво, но наслаждения от мучений своего врага, не испытываю вовсе.

— Я твой сын, Валентин, — жалобно простонал вампир. — Папа, разве ты сможешь убить своего единственного сына? Отпусти меня, папа. Полюби меня, отец…

Я видел многое, но такое!

У твари на стене в паху стало расти мужское достоинство. Вот появился висячий орган, ниже звякнули два яйца в кожаной мошне и выскочили волосы: чёрные, кучерявые, наверное, как у сына Габриэлы, негра Лефу. Не проверял.

И сразу включилось правило номер один — не верь глазам своим, не верь ушам своим!

Этот урок я уже преподал своему оруженосцу, который, кстати говоря, выполнял мои требования безупречно. Он грамотно прятался где-то в комнате и следил за сражением без суеты. Вот бы увидеть его рожу. У всех оруженосцев, первый раз вступивших в бой, очень выразительная рожа. Глаза они выпучивают. Губы сжимают. Голову прячут в плечи и почему-то тужатся, словно сидят на толчке. А здесь ещё во всей красе анатомические фокусы от Валентины… или как его там зовут?

— Ты мне не сын, тварь! — усмехнулся я и бросил ему в живот горячий привет от Вершинского.

Острые и тонкие стрелы вонзились в мягкий живот. Нежить почти не чувствует боли. В любом случае, умеет её контролировать. Но вампиры страшатся заблудиться в безлюдие, прахом разлетевшись по болтливому ветру.

Зверя затрясло. Его шея поджаривалась. Чувствовался запах тухлятины. Вампир бился затылком о стену, ноги сгибались в коленях и нервно дергались. Его руки цеплялись за древко рогатины и тоже дымились.

Но его лицо менялось, превращаясь в женское. Вот он носик, вот они алые губки. Заколосились локоны. Потом стала расти грудь. Затем отвалился мужской орган. За ним шлёпнулись на пол и закатились под столик два яйца в кудрявом мешочке.

«Кто бы он ни был, у него прекрасное чувство юмора», — подумал я, швырнув в живот ещё три стрелы.

— Папа! — закричала тварь девичьим голосов. — Что же ты делаешь, папа? Мне больно!

— Не кривляйся, зверь! Отвечай: кто ты и