Записки народного судьи Семена Бузыкина (Повести и рассказы) - Виктор Александрович Курочкин

ее? Об этом беспокоились и сам Матвей, и Журка, и даже Лёха Абарин. Печь топили только березовыми дровами, которые были заготовлены с лета и высушены, как порох. За печкой наблюдали круглосуточно.

«Сегодня все решится…» — стучало в голове председателя.

О дне выемки первой партии кирпича секретарь райкома просил известить его. Просил об этом и директор МТС. В том, что Максимов искренне желал ему удачи, Петр не сомневался, и в то же время боязно ему было: а что, если… провал? В искренности директора он сомневался…

Три дня спустя после памятного бюро в колхоз на полуторке приехал сам директор и привез с собой ремонтников.

— Ну что, нажаловался? — спросил он, — Эх вы, молодежь… Выдержки никакой нет… Разве я против завода? Я сказал, что помогу, вот и приехал помогать. Какая тут дорога? Какой завод? Давай их сюда.

Двое суток директор МТС не вылезал из Лукашей. Руководил работой и даже сам копал ямы под столбы. Уезжая, предъявил командировку и еще потребовал расписку, что работа выполнена в срок, добросовестно и со стороны колхоза претензий не имеется.

— Я сроков не назначал. А зачем расписка? — спросил Петр.

Директор ответил вопросом:

— А если не скажу, то не дашь?

Петр засмеялся и написал, что работа выполнена хорошо.

— А на открытие завода, смотри, пригласи, не забудь, — сказал директор и заторопился поскорее уехать.

«Для приличия сказал… Не приедет… Дай позвоню, — Петр крутнул ручку телефона, но трубку не снял. — А что, если приедет? Обязательно приедет — порадоваться моему провалу».

Пришел счетовод и выложил перед председателем кучу бумаг. Петр начал читать какой-то акт, но ничего не понял. Прочитал еще раз и опять не понял.

— Да что это такое? — воскликнул он и отшвырнул акт в сторону. — Давай, что еще там.

Счетовод подсунул на подпись поручение с банковским чеком. Петр, не глядя, подписал.

— Петр Фаддеич… — простонал счетовод. — Последний чек, и тот испортил!

— Почему испортил?

— Не так расписался. Я постоянно твержу: на чеках надо расписываться одинаково. А вы как маленький…

— А вы бюрократы дохлые! — раздраженно крикнул Петр и выбежал на улицу. Вскочив на велосипед, он погнал его на Лом.

— «Как маленький»… Учитель нашелся, — всю дорогу бормотал Петр. Его злило не то, что сказал счетовод, а то, что тот даже не вспомнил о заводе. Подъезжая к Лому, Петр немного успокоился, но когда увидел Лёху Абарина, спавшего около печки под полушубком, чуть не задохнулся от гнева. Сбросив с Лёхи полушубок, он принялся что есть силы трясти бывшего председателя. Обалдевший Лёха вскочил на ноги.

— Спишь… Спишь… — зловеще прошипел Петр.

— А чего делать? — лениво протянул Лёха.

— «Что делать?»! «Что делать?»! А кто за топкой будет смотреть? У-у-у! Черти!

Лёха равнодушно ответил:

— А чего теперь за ней смотреть?.. Со вчерашнего дня не топим.

Петр заглянул в топку. Она была вся темно-малиновая и, словно пухом, одевалась белым пеплом. Чтобы поправить свое поведение перед Лёхой, Петр спросил:

— Как ты думаешь, Алексей Андреич, долго она будет остывать?

— К вечеру должна остыть.

— А что Максим говорил?

— Максим то же говорил: вечером выставлять будем.

— Так и сказал?

— Да, так говорил… А кто его знает — может, и не остынет…

Петр брезгливо посмотрел на Лёху и, не сказав больше ни слова, поехал в Лукаши. Острое ощущение злости пропало, осталось раздражение, тупое и ноющее.

«Вот взять хоть этого Абару… Сам строил завод, а говорит: „Не знаю, может, и остынет…“ Да разве он болеет за него? И все такие, ко всему равнодушные. Как будто это мне одному надо. Я же для них стараюсь…»

Председателю хотелось встретить человека, который бы сказал: «Переживаешь, председатель… Ничего, ничего, потерпи, — все будет хорошо!» Как он хотел этих слов! Но никто его, казалось, не понимал, и каждый тянул свое. Когда он заехал к Матвею в кузницу, тот даже словом не обмолвился о заводе и с полчаса толковал ему об испорченном горне и о подковах. Конь тоже ничего не нашел другого, как завести долгую и нудную беседу о силосе и клевере. Случайно Петр забрел в конюшню и увидел там Екима. Старик чинил хомут, наверное, вдвое его старше и до того ветхий, что если б его ударили об угол, от хомута остались бы пыль да веревки, которыми он весь был перетянут. Петр подсел к Екиму и осторожно заговорил:

— Как ты думаешь, дедушка Еким, хорошая это штука — кирпичный завод для колхоза?

— Знамо, дело хорошее, коль пойдет… — не договорив, Еким стал искать шило.

Петр тупо посмотрел на старика и процедил сквозь зубы:

— Брось эту рухлядь!

— Никак, ты говоришь — лось пухнет? — переспросил старик. — Где? В болоте?

— Хомут! — крикнул председатель. — Чинить еще такую рвань! — Схватив хомут, Петр выбежал из конюшни и, размахнувшись, бросил в канаву, потом, не простясь с Екимом, поехал куда глаза глядят.

Еким покачал головой, и, обращаясь к жеребцу, сказал:

— Вот как без бога жить. Видишь, как черти его одолели. Так и шпыняют, так и шпыняют под бока…

До пяти часов вечера Петр бесцельно бродил по Лукашам. Председателя останавливали, о чем-то спрашивали, и он что-то отвечал. Но кто спрашивал и что он отвечал, Петр не помнил.

После того вечера он старался избегать встреч с Ульяной. Ульяна же сменила свою любовь к председателю на лютую ненависть. Когда мимо нее с опущенной головой прошел Петр, она отвернулась и громко сказала:

— Шляются тут разные, малохольные!

В конце концов Петр не выдержал и сам пошел к Максиму. Когда он открыл дверь, ему показалось, что в доме щепают дранку. Петр боязливо переступил порог и увидел на кровати спящего Максима. Тот храпел, открыв рот и уставив в потолок бороду Петр чуть не заплакал.

— В такой день спать, да еще так бессовестно храпеть!

Он сел на лавку и стал ждать. Прошло пять минут… десять… Нервы председателя натянулись до стона; еще немного — и они бы не выдержали. К счастью, в это время вошла хозяйка — Татьяна Корнилова. Она бесцеремонно взяла Максима за бороду и подняла с кровати.

— Максим Степаныч, скоро будем начинать? — робко спросил Петр.

— Чего начинать? — зевая, спросил Максим.

— Кирпич… Кирпич выставлять. Да что вы все позабывали!

— Зачем забывать… Успеем вынуть. Не торопись, Фаддеич… Сейчас редьки поедим… Потом чаю попьем..

«Ешьте редьку, чай пейте, теперь мне все равно. Если уж вы такие, то и мне на все наплевать… Зачем я только связался с этим заводом?» — Петр почувствовал себя одиноким, всеми покинутым человеком.

Он