Россия в Центральной Азии. Бухарский эмират и Хивинское ханство при власти императоров и большевиков. 1865–1924 - Сеймур Беккер

Самым важным следствием беспорядков был не тот эффект, который они произвели на Бухару, он оказался незначительным. Хотя новый кушбеги и бывший бек Шахри-сабза Насрулла был сравнительно либеральным, никакого существенного поворота в политике правительства не произошло. Важность январских событий 1910 года состояла скорее в том, что они стали подтверждением несостоятельности русской политики невмешательства во внутренние дела Бухары. Временная оккупация столицы протектората могла считаться для России малой ценой по сравнению с постоянной утечкой людей и денег, которая была бы неизбежной при прямом управлении Бухарой. Тем не менее необходимость масштабного вооруженного вмешательства для восстановления порядка явилась знаком неспособности эмира поддерживать политическую стабильность и sine qua non[1]политики невмешательства. В течение следующих нескольких лет подтверждением этой неспособности стали вспышки более мелких беспорядков – в 1910 году в Кулябе, в 1913 году в Гиссаре, – которые были подавлены только благодаря помощи русских войск.

Переоценка русской политики, 1909–1914 гг

После событий в ханстве, потребовавших вмешательства России, критика, касавшаяся как условий жизни в Бухаре, так и русской политики, вынудила русское правительство пересмотреть свою традиционную политику невмешательства. Публикация книги Логофета «Страна бесправия» подтолкнула Ташкент инициировать первое с 1895 года открытое обсуждение этой политики в официальных кругах. 2 февраля 1909 года генерал-губернатор П.И. Мищенко созвал в Ташкенте совещание с участием политического агента Лютша, занимавшегося всеми делами, касавшимися Бухары. Совещание так и не смогло ответить на ключевой вопрос, нужно ли предоставить генерал-губернатору Туркестана контроль над действиями бухарского правительства во внутренних делах и следует ли сделать политического агента подчиненным генерал-губернатора. Большинство участников склонялось к постепенной ликвидации бухарской армии, хотя Мищенко выступал за то, чтобы отправить русских инструкторов для реформирования этой армии, чтобы в случае войны в Центральной Азии (предположительно с Британией) ей можно было доверить охрану железной дороги и почтовой дороги Самарканд – Термез. Совещание высказалось за дальнейшее развитие русских поселений и полную свободу торговли для русских в ханстве, но против русской колонизации ханства в ближайшем будущем. По-видимому, единственным практическим результатом совещания стало решение обязать политического агента привлечь внимание Абдул-Ахада к положению его народа и необходимости реформ.

Совершенно иной была тональность второго совещания, проходившего в Ташкенте 10–11 августа того же года под председательством нового генерал-губернатора А.В. Самсонова. Позиция Самсонова состояла в том, что на Бухару не следует оказывать давление в отношении проведения реформ и что Ташкент должен просто ждать, пока Петербург примет решение об аннексии ханства. На совещании он откровенно заявил: «Наша главная цель – поглощение Бухары». Губернатор Самаркандской области генерал Галкин разделял взгляды Самсонова, но Лютш и В.Ф. Минорский, дипломат и специалист по Персии и Центральной Азии, представляли точку зрения Министерства иностранных дел, что немедленная аннексия была бы преждевременной. Губаревич-Радобыльский, который тоже присутствовал на совещании, согласился с ними. Самсонов настаивал на одном изменении в Бухаре в период, предшествующий аннексии, а именно на ликвидации армии эмира и использовании сэкономленных денег на содержание дополнительных русских войск и проведение общественных работ в ханстве. Минорский выступал за альтернативное предложение, основанное на идеях Грулева и Логофета, предлагавших реорганизовать бухарскую армию, превратив ее во вспомогательные войска под командованием русских офицеров и разместив эти войска небольшими группами по территории всего ханства, чтобы России проще было контролировать ситуацию. Самсонов отверг этот план, как слишком опасный в случае войны с Афганистаном, и совещание официально высказалось за ликвидацию бухарской армии. Галкин выступил за колонизацию русскими Центральной Бухары, но Самсонов отложил обсуждение этого вопроса, сославшись, что, пока ханство сохраняет автономию, это вызвало бы слишком много сложностей. Передавая протоколы совещания военному министру и министру иностранных дел, генерал-губернатор настаивал, что наилучшим решением проблем протекторатов была бы аннексия и Бухары, и Хивы.

28 января 1910 года, сразу же вслед за русским вторжением для восстановления порядка в Бухаре, Совет министров в Петербурге занялся вопросами, обсуждавшимися в Ташкенте. Приглашенный по такому случаю генерал-губернатор Самсонов представил доклад, вывод которого сводился к тому, что существенное улучшение политической и экономической ситуации в Бухаре невозможно без аннексии. Председатель Совета министров П.А. Столыпин согласился, что в долговременной перспективе аннексия неизбежна, но возразил, что в обозримом будущем она преждевременна. Аннексия повлекла бы за собой большие и ненужные расходы, в то время когда «все нервы империи напряжены для решения задач внутреннего развития». Таким образом, в 1910 году русский премьер предвидел, что в конце концов Бухара будет аннексирована. В основе его поведения, несомненно, лежала неспособность политики невмешательства обеспечить желаемую политическую стабильность и усиливающиеся нападки ее русских критиков. Вместе с тем в отсутствие насущной необходимости немедленных действий Совет министров не пошел дальше одобрения плана Министерства иностранных дел, предлагавшего надавить на эмира для проведения при содействии России реформ бюджета, армии и системы налогообложения.

Однако заинтересованность в реформах Министерства иностранных дел лишь немногим превышала заинтересованность самой бухарской власти, и история русско-бухарских отношений с 1870-х годов показала, что в тех случаях, когда жизненные интересы России не были затронуты, Бухара могла безнаказанно игнорировать желания своего протектора. Бесплодные реформы эмира Алима 1911 года стали как раз таким случаем. Самсонов, который изменил свое мнение по поводу желательности реформ, поддерживал вопрос на плаву, предложив Петербургу ряд необходимых изменений: перевод всей местной администрации на жалованье, замена традиционного хараджа (налога на урожай) на пропорциональный земельный налог, отказ от закята и аминаны, сбор которых являлся источником многочисленных злоупотреблений. 11 марта 1913 года совещание в Министерстве иностранных дел обсудило предложения Самсонова, но никаких мер принято не было. И, хотя внешне Министерство иностранных дел признавало справедливость критики своей политики в отношении реформ, в действительности оно никогда не отказывалось от своей точки зрения, что политика невмешательства наилучшим образом соответствует интересам России в Бухаре. Как заявил министр иностранных дел С.Д. Сазонов 20 июня 1913 года, «Бухарское ханство, автономное в своих внутренних делах, занимает совершенно особое положение. В то время как мы не придаем нашим отношениям с властями ханства международного или дипломатического характера, мы тем не менее держим в Бухаре специального представителя в лице имперского политического агента, в чьих руках сосредоточены как все наши отношения с эмиром и его правительством, так и надзор за внутренней жизнью ханства. Последняя задача очень сложна, и ее исполнение требует особой взвешенности ввиду крайней необходимости для нас не подрывать власть эмира в глазах его подданных и тщательно избегать всего, что может носить характер прямого вмешательства во внутренние дела ханства с нашей стороны».

Государственная дума дважды коротко обсудила отношения