Ромео с большой дороги - Дарья Донцова

Встречаются иногда места, где время словно замерло. «Светлыйлуч» оказался из их числа. Въехав на центральную аллею усадьбы совхоза, яумилилась до слез. Относительно широкая, но совершенно разбитая дорога привеламеня на площадь, где в середине клумбы стоял памятник Ленину. Ильич держал водной руке кепку, а второй дланью указывал куда-то вбок, наверное, звал вкоммунистическое завтра, куда мы так и не добрели.

За спиной вождя мирового пролетариата растекалосьдвухэтажное здание из некогда светлого, но теперь сильно потемневшего кирпича.На фронтоне виднелись выложенные красным камнем буквы, складывающиеся в лозунг«Учиться, учиться и еще раз учиться». Это явно была школа. Рядом стояли ещенесколько похожих домов, по-видимому, здесь находился административный центрсовхоза.

Я вышла из машины и поразилась мертвой тишине. Не кричалидети, не лаяли собаки, не плакали младенцы, не матерились пьяные мужики, неорали их жены. Просто кладбище, а не совхоз.

Но уже через секунду я разглядела, что в окнах школы нет ниодного целого стекла, а клумба, на которой торчит монумент, завалена мусором.

– Тут есть кто живой? – заорала я.

Тишина послужила ответом.

Мне стало не по себе. Я вновь села за руль, проехала метровсто вперед и с огромным облегчением увидела женщину, одетую, несмотря на теплуюпогоду, в пальто и вязаную шапку.

– Здравствуйте! – крикнула я, опуская стекло. – Скажите, гдетут улица Ленина?

Аборигенка вжала голову в плечи и метнулась вбок.

– Погодите! – еще громче закричала я. – Не сделаю вам ничегоплохого, просто хочу дом найти! В гости приехала!

Но незнакомка не оборачивалась и вскоре исчезла меж двухявно нежилых трехэтажных зданий.

– Она по-русски не говорит, – раздался внезапно хриплыйбасок.

От неожиданности я вздрогнула и спросила:

– Кто тут? Не вижу вас.

Послышалось покашливание, и передо мной словно из ниоткудавозник подросток лет двенадцати, одетый в футболку с надписью «Pank» и врваные, грязные джинсы.

– Зря вы с ими болтать пытаетеся, – серьезно заявил мальчик.– Их сюда переселили, они по-нашенскому ни бум-бум.

– Кто? – поежилась я.

Над полупустым совхозом клонилось к закату солнце, его лучисамым диковинным образом освещали развалины некогда явно процветавшего места.Пейзаж выглядел пугающе, и вообще ситуация напоминала начало какого-нибудьфильма Бергмана: тишина, пустота, полувменяемая убегающая женщина, мальчик,который просто должен через пару мгновений, захохотав, превратиться втрясущуюся собаку…

Подросток вытер нос кулаком.

– Хрен знает откуда приехали, – мирно объяснил он. – У ихтама чегой-то случилося, мы с мамкой не поняли. Навроде землетрясение, а может,война. Их здеся поселили, в многоэтажке. Супер устроились – и вода есть, иэлектричество, и газ. Ваще! А че, разве плохо? Зимой топят, о дровах заботитьсяне надо. Они тута не первый год, но по-нашенскому говорить не хочут и от насшарахаются. Во, видали? Летом в пальто ходят, а зимой ваще, блин, в одеяле,намотают сверху и прут. Смехотень!

– Ты сам отсюда?

– Местные мы, – зашмыгал носом собеседник.

– Можешь показать, где улица Ленина?

– А вы на ей стоите. Во, отсюдова вниз идет. А че надо?

– Дом номер один.

– Это на том конце, у речки, в Хасановке.

– Где? – не поняла я.

Паренек усмехнулся, а затем на одном дыхании выдалинформацию:

– Тама раньше ферма стояла, коровья, а у них бык имелся, егоХасан звали, так он один раз удрапал и на поле мужика извалял, потом на пустыредома построили, люди стали район Хасановкой звать, улица Ленина туда упирается.Но тама никого нет.

– Совсем?

– Вы сходите, поглядите. Хотите, провожу? – прищурилсямальчишка.

– Садись, – предложила я, – прокатимся.

Парнишка не спешил к пассажирскому месту. Он вытер руку оштаны и решил представиться:

– Толян.

– А я Даша.

– Вы, тетя Даша, – весьма вежливо продолжил беседуподросток, – тама не пропретеся. Машина низкая, брюхом чиркать станет.

– Дорога вроде ничего.

– Это до кустов, – деловито объяснил Толян, – а дальшехужее. Вылазьте, пехом пошкандыбаем. Сто рублей.

– Что?

– Если вас до места отведу, сто рублей дадите?

– Конечно, – кивнула я.

– Супер! – обрадовался Толян. – Машину заприте какследовает, сигнализацию включите и сумочку не оставляйте.

– К чему такие предосторожности? – удивилась я. – Совхозпочти пустой.

Толян помотал головой:

– Не, тута народу полно, и все вороватые, сопрут – нечихнут. Да хоть эти, нерусские, они че угодно утырят. Хужее наших! У местныхсовесть есть, а у энтих ничего. Могут даже детскую коляску с дитем захапать. Нуче, двинули?

Решив послушаться Толяна, я тщательно закрыла машину, и мыпотопали по дороге, сложенной из бетонных блоков. Мальчик оказался прав:буквально через двадцать метров относительно хорошая проезжая частьтрансформировалась в ямы и колдобины.

– Во, Хасановка, – ткнул Толян рукой вниз. – Туда раньшелестница вела, ща тоже спуститься можно, но опасно, ступеньки выкрошились.

– А где же дома? – растерялась я.

– Их зимой растащили, – пояснил Толик, – дерево ж.

– Улица Ленина, дом один… – невесть зачем произнесла явслух.

– Он тама стоял, – указал влево подросток. – На двоих был, водной половине Ванькины жили, ихняя дочка, Светка, со мной в школу ходила, унас тогда школа еще была. А кто в соседях был, не помню, вроде бабка, а может,и нет. Дом то ли сгорел, то ли раскатали его.

– И давно избы разрушили?

Толян взъерошил и без того не слишком аккуратно причесанныеволосы.

– Не знаю, давно сюда не хожу. А зачем? Знаете, где я дроваберу?

– Нет, – машинально поддержала я разговор.