Запрещаю тебе уходить - Алиса Ковалевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какое заявление?
– Утром Евгений Александрович подал в отставку. После этого он собрал пресс-конференцию, где сообщил об этом. Можете назвать причины, по которым он решил покинуть свой пост?
Я приоткрыла губы. Покинул пост? Женя покинул пост? Горизонт покачнулся. То ли я ослышалась, то ли это всё ещё действовал коньяк. Только засыпая, я была совершенно трезвая, а вопрос прозвучал чётко.
– Простите, – как обухом ударенная, я обвела взглядом представителей СМИ. – У меня… – я попятилась, позабыв о том, что позади Егор. Только прижавшись к нему, опомнилась. – Я… Я не могу ответить вам на эти вопросы. Спросите у моего мужа.
Стоило мне двинуться к дверям, журналисты ринулись следом. Егор буквально преградил им путь. Рявкнул, чтобы убирались. Вдруг я услышала, как что-то упало, разбилось. Обернулась. На асфальте валялись остатки разбитого вдребезги диктофона. Высокий, с виду крепкий журналист бросился на Егора, чуть ли не брызжа слюной от ярости. Но куда там. Один удар – и журналист отлетел в сторону.
– Чёртовы писаки! – процедил Егор. – Пойдём, – он потянул меня к дверям, где уже ждал готовый впустить нас охранник. – Чёртовы писаки.
– Егор, подождите, – нас снова остановили.
Егор выматерился. Развернулся с явным намерением послать журналиста куда подальше, но тут ему под нос сунули развёрнутую газету.
– Прокомментируйте это.
В глаза мне бросился заголовок: «Хоккейные звёзды не зажигают – они отжигают».
Ниже – фотография Егора с перекошенным от гнева лицом. Дальше я ничего не различила. Егор пробежался взглядом по листу.
– Вот же сука, – он сжал его и, оттолкнув ожидавшего ответа мужчину, пропустил меня в центр, а следом вошёл сам. – Тварь! – прорычал он сквозь зубы. – Найду эту суку, уничтожу!
***
Начавшийся час спустя ливень не прекращался весь день. Толпа журналистов постепенно редела, самые стойкие сдались, когда на парковку у центра въехали две полицейские машины. Видимо, люди в форме нашли убедительные доводы, чтобы заставить убраться всех до единого.
Я опустила шторку и повернулась к зашедшей в тренерскую Веронике. Сколько раз я посмотрела отрывки из собранной Женей пресс-конференции, которые смогла найти в интернете, не сосчитать. Вот и сейчас из динамика телефона звучал голос мужа.
– … это одно из последних подписанных мной распоряжений, – ответил он на вопрос журналиста, собирается ли он довести до конца начатые по его инициативе проекты. – В городе не так много школ фигурного катания. Про их доступность для детей из семей с невысоким уровнем дохода говорить не приходится. Я считаю, что мой долг исправить это.
Голос затих. Вероника было открыла рот, но тут же передумала.
– Есть сведения, что строящаяся школа будет носить имя вашей жены. Можете это прокомментировать?
– Разве это нужно комментировать? Моя жена посвятила жизнь фигурному катанию. Она фигуристка. Что тут ещё нужно комментировать?
– Бывшая фигуристка, – заметил журналист с откровенным намёком. – К тому же, не добившаяся особого успеха.
Вероника взяла лежавший на столе телефон. Подставила кипу документов, чтобы было видно экран. Но мне не нужно было видеть – за этот день я выучила видео наизусть.
Женя усмехнулся. В его тёмных глазах в этот момент тоже была усмешка. Вышел из-за стола, за которым сидел всё это время, и присел с обратной стороны на край.
– Бывших фигуристов не бывает, – сказал он после того, как отщёлкали затворы камер. – А что касается успеха… – Он одарил его откровенно снисходительным взглядом. Настолько снисходительным, что до того явно чувствовавший себя на коне журналист растерял бравость. – Вы когда-нибудь видели, как катается моя жена? – В ответ не прозвучало ни слова. Только затворы продолжали щёлкать, запечатлевая сидевшего на краю стола мэра столицы для статей с громкими заголовками. – Так видели или нет?
– Нет.
– Тогда я попрошу вас выйти из зала. Вернётесь после того, когда просмотрите хотя бы один из прокатов Анастасии. После этого, если вам всё ещё нужны будут мои комментарии, мы с вами продолжим.
Журналист поджал губы и хотел было сесть на место, но Женя дал знак охране. Камера зафиксировала, как его выводят из зала.
Вероника повернулась ко мне. Я кивнула на телефон как раз в момент, когда в повисшей тишине вновь зазвучал Женин голос.
– У моей жены нет медалей крупных турниров, это правда. Но нет их у неё только потому, что когда-то я совершил большую ошибку. Обманом я заставил её уйти из спорта, о чём теперь жалею. Она завершила карьеру, но не бросила спорт. Невозможно бросить то, что живёт в сердце. Я считаю, что спортивные объекты должны носить имена тех людей, которые не только добиваются звания чемпионов, но и тех, кто отдаёт себя любимому делу. Строящаяся школа будет носить имя Анастасии Воронцовой, распоряжение уже подписано. И да, этим я хочу попросить у неё прощения. Когда-то я отнял у неё мечту, но она не перестала быть той, кто есть.
Не выдержав, я схватила телефон и смахнула видео. Вероника молчала. Я бросила мобильный на стол, повернулась к окну и, сжав пальцами края подоконника, тихо заплакала.
– Насть… – Ника дотронулась до моего плеча.
– И что мне с этим делать?! – посмотрела я на неё. – Он издевается?! Зачем вот это вот? – я махнула в сторону стола. – Я… У меня слов нет! Какая школа?! Что за…
– У меня тоже слов нет. Но… Кажется, теперь у тебя будет свой лёд.
Я шмыгнула носом. Моргнула, понятия не имея, что ей ответить.
– Да не нужно мне от него ничего, – хотела сказать зло, а вышло жалобно. – Лёд не нужен, и школа не нужна.
– А что нужно?
Губы дрогнули. Вероника вздохнула. Вытерев повисшие на ресницах слёзы, я повернулась к окну и увидела собственное размытое отражение на фоне бежавших капель. Дождь не переставал. Лил и лил, словно кто-то пустил в небо залп дроби и пробил чан с водой по ту сторону туч.
– За тобой Дима приехал, – сказала я невпопад, увидев внедорожник на парковке.
– Я знаю. Подвезти тебя?
Отрицательно мотнув головой, я присела на диванчик.
– Хочешь покататься?
Нике не нужно было ничего объяснять. Кивка оказалось достаточно. Напоследок она коснулась моего плеча.
– Не каждый мужчина способен признать свои ошибки, Настя, – сказала она тихонько. – Мало кто готов