Курсант: Назад в СССР 8 - Рафаэль Дамиров

заморозил до лучших времен. Был уверен, что вы его никогда не найдете. Не пойму, как вы вообще нашли этот РИТЭГ.

— Это не твое дело, — буркнул я.

Лес казался бесконечным. Идти быстрее Петренко не мог, и до «Нивы» мы добрались уже под утро. Я еле стоял на ногах, потому что периодически приходилось волочить этого гада на своем плече. Он все норовил отключиться. Несколько раз его вырвало. Чайник я ему все-таки здорово встряхнул.

И дальше мне уже нельзя было остановиться. Добрался до города. Поднял на уши всех. Но самое сложное, что мне опять пришлось возвращаться в лес. Ведь никто не знал, где заброшенная метеостанция, а я на этот раз дорогу запомнил. Петренко же совсем был плох.

Для эвакуации Лаврентьева и тела Валеры выделили десять человек из сил местной милиции и пожарных. Набрали ребят покрепче. Нести приходилось по очереди на носилках от скорой помощи. К полудню Лаврентьев, так ни разу и не открывший глаза, оказался в больнице. А Валера — в морге.

* * *

Лаврентьев выжил. Получил перелом бедра, ключицы и тяжелое сотрясение мозга. Но уже был в сознании и даже успел связаться со своими.

Петренко смогли допросить только спустя сутки, когда врачи разрешили с ним разговаривать. Он лежал в «палате-одиночке», прикованный наручниками к металлическому козырьку. В коридоре терлись два сержанта милиции из взвода ППС.

Вопросов к задержанному накопилось много. Нагрянули к нему целой делегацией. Вся наша группа в полном составе, плюс прокурор Звягинцев и следователь Огурцов. Последнему, правда, спокойно не сиделось. Все время ерзал на больничном табурете и о чем-то вздыхал.

Оказалось, что Петренко отслужил срочную в ВДВ в Рязани. Оттуда их отделение перебросили в Якутию для обеспечения охраны транспортировки секретного объекта, коим и оказался прибор автономного электропитания РИТЭГ. Там молодой младший сержант Петренко впервые увидел чудо техники и из природного любопытства (даже скорешился с военными инженерами, угощая их куревом) узнал в общих чертах, как работает атомная батарейка.

После армии, увлекшись темой РИТЭГов, устроился на приборостроительный завод. Выучился заочно на инженера. Даже был два раза женат. В биографии, вроде, ничего сверхъестественного, но однажды в драке он покалечил одного из хулиганов. Попал за решетку за тяжкие телесные. Там он познакомился с Сапожниковым. Взял под свою защиту педофила, которого нещадно гнобили сокамерники. Хоть и отбывал он по статье "убийство", но слухи о его грешках и до зоны дошли. Уже на свободе он подтянул Сапожникова для своих грязных дел, используя его слабость к обнаженным телам мальчиков.

Как и предполагала Света, он использовал бывшего учителя для налаживания контакта с потенциальными жертвами. Сапожников заманивал детей к себе домой. Там уже поджидал Петренко. Запугивал жертву и ночью увозил в лес на личном «Москвиче». Оттуда пешком до метеостанции. Связь Петренко и Сапожникова мы сразу не смогли вычислить, так как отрабатывали криминальное окружение Сапожникова (по месту его отсидки) из числа местных, кто отбывал с ним наказание и освободился недавно. А Петренко оказался прописанным в соседней области. Вроде бы, буквы и бумажки, а вот такие дела.

Все это Петренко рассказал сам, по порядку. Маньяк стал сотрудничать со следствием. Не кривился в гримасах и не брызгал слюной. Говорил тихо и монотонно, будто предсказывал научную монографию. Только от его рассказа волоски на теле приподнимались. Он поведал, как замораживал заживо детей. Как готовил для этого дела погреб. Как нашел ту самую заброшенную метеостанцию, занимаясь черным копательством.

Я слушал со стиснутыми зубами, к концу монолога убийцы они едва не превратились в крошево. Ведь одного нам не сказал. Как он узнавал о всех наших передвижениях. Как прознал, что Сапожников в больнице? Он четко знал, в каком тот отделении, и придушил его подушкой. Но этого ему показалось мало. Вернулся в келью, где до этого прятался Сапожников, и оставил на стене издевательский рисунок в виде человека в халате, похожем на медицинский, и с подушкой в руке… Мол, нате, менты, выкусите! Как мы его ни «пытали», он так и не раскрыл нам свой источник информации. А это значит, что среди нас все еще живет крыса…

Глава 27

— Где понятые? — Горохов в нетерпении переминался с ноги на ногу возле запертой двери в квартиру Холодильщика.

— Через минуту будут, — сообщил я. — Федя за соседями побежал.

— Что ж, работаем. Начинайте, — Никита Егорович кивнул слесарю из ЖЭКа.

Тот поковырялся в замке. Попробовал отжать ригель, попыхтел. Не получилось. Поплевал на руки и взялся за ручную дрель. Высверлил «личинку» и, наконец, вскрыл дверь.

— Товарищи понятые, — шеф обернулся на парочку испуганных соседей, которых тем временем подтолкнул вперед Погодин. — Прошу присутствовать при проведении обыска в жилище подозреваемого Петренко.

Внутрь завались всей гурьбой. Впереди семенил Огурцов. Квартирка оказалась стандартной. Пара комнат, на кухне газовая «Лысьва», в зале умеренно продавленный диван и стенка из неубиваемой советской полировки. Так и не скажешь, что здесь жил самый изощренный убийца Союза.

Но мне нужны были были мелкие, но более значимые детали.

На серванте фото в рамке. Женщина сносной полноты и возраста, когда уже дети взрослые и можно пожить для себя. Ого. А у нашего Петренко любовь есть? Что-то он про это ничего не рассказывал. Галю с мутоновой шубой он выдумал. Мы проверили.

Огурцов шмыгнул к фотографии и ловко сцапал ее, как жаба мушку.

— Иван Петрович, — что это ты там прячешь? — подхватил я за руку колобка.

— Ничего особенного, — растерянно пробормотал тот. — Это просто… Просто фото.

Он усердно прижимал рамку к пузу, хотя прикидываться ветошью уже явно было поздно...

— Так, может, это свидетель? — не унимался я. — Нужно установить личность женщины и допросить.

— Да что ее устанавливать? — отмахнулся колобок, как будто всерьез не хотел понимать, какие серьезные дела тут творятся. — Петренко один проживал. Это уже следствием точно установлено. А это, скорее всего, сестра или родственница дальняя.

— Так а ты-то зачем фотку сгреб?

Колобок сглотнул и приблизившись ко мне, шепнул на ухо:

— Андрей Григорьевич, рамка больно красивая. Жене подарю.

Я, конечно, помнил про его семейные неурядицы, но все равно мог только недоуменно пожать плечами:

— Мелко ты размениваешься, Иван Петрович. Тырить рамки на обыске, как-то не по-прокурорски.

Тот лишь виновато улыбнулся и хотел ретироваться с заветной рамкой, но натолкнулся на Звягинцева