Древо ангела - Люсинда Райли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она как-то пережила все съемки дня, борясь с тошнотой и головокружением, пока Чарльз не подошел к ней, не обнял за плечи и не сказал, что отсылает ее домой.
– Поезжай и ложись спать пораньше, милая. Мы отснимем остальное с Бобби.
Ческа взглянула на Бобби, который смеялся над чем-то вместе с одной из гримерш. Она надеялась, что он предложит ей удрать вместе, но он за весь день не сказал ей и двух слов. Увидев, что он, обняв девушку на прощание, пошел к выходу, она побежала и догнала его.
Он остановился и повернулся к ней.
– Привет, детка. Ох, ну и видок у тебя.
– Я в порядке. Мы пойдем сегодня в пансион?
– Мне казалось, Чарльз отправил тебя домой?
– Ну да, но, может, встретимся позже?
– Чтобы ты меня заразила? Знаешь, не стоит, – хихикнул он. – Извини, детка, я не хотел тебя обидеть. Слушай, поезжай-ка домой и ложись в постельку.
– Значит, тогда завтра вечером?
– Ну, похоже, завтра будет куча съемок до самого вечера, чтобы восполнить потраченное время. Но в пятницу будет вечеринка в честь конца съемок. Вот там и увидимся, ладно?
– Ладно. – Ческа была просто убита. На вечеринке вокруг них будет толпиться вся съемочная группа, и это было совсем не то, что она имела в виду.
– Пока, дорогуша, – Бобби небрежно помахал ей рукой и ушел.
Все сцены с Ческой были сняты к середине дня в пятницу. Чарльз обнял ее и сказал, что она просто чудесно работала. Она потолкалась вокруг во время обеда, надеясь, что появится Бобби, но он куда-то исчез. Вздохнув, Ческа вышла из школы и села в ожидавшую ее машину.
– Домой, мисс? – спросил шофер.
– Да… то есть… нет. Не могли бы вы отвезти меня в Вест-Энд?
– Конечно. – Он завел мотор, и они поехали. Ческа смотрела в окно, как они ехали по Риджент-стрит. Стоял прохладный октябрьский день, прохожие были тепло одеты.
– Приехали. Хорошего дня, мисс.
– Спасибо, – ответила Ческа, выходя из машины. – С чего бы начать? – пробормотала она себе под нос. Она взглянула на витрину «Маршалл & Снелгроув» и решила, что это место ничуть не хуже любого другого.
Через полтора часа она буквально склонялась под весом всех своих пакетов. Она чудесно провела время, купив себе свои первые джинсы, пару ярких лыжных штанов, которые тесно обтягивали ее стройные бедра, и две водолазки. У Мэри Квант она купила себе дивное платье для сегодняшней вечеринки – маленькое черное платье, похожее на то, что она видела в рекламе «Завтрака у Тиффани» на Одри Хепберн.
Ческа поймала такси и, пытаясь представить, что скажет мама насчет всех ее покупок, отправилась домой.
– Ну, как тебе? – Ческа вошла в гостиную и покружилась перед Гретой.
Грета с трудом сглотнула. Ее дочь выглядела просто потрясающе. Облегающее черное платье подчеркивало ее чудесную фигуру, а уложенные по-новому высоко на затылке волосы придавали ей ауру элегантности.
– Ты выглядишь просто замечательно, дорогая, но тебе сюда нужны украшения. Погоди-ка. – Грета поднялась, скрылась в своей спальне и вышла оттуда с ниткой жемчуга. – Вот. – Она застегнула ее у Чески на шее. – А пальто ты берешь? В одном этом платье ты простудишься.
– Да, мамочка.
– Где будет вечеринка?
– На Нижней Слоан-стрит, в «Вилледж».
– Это очень модное место, правда? Ну что ж, желаю тебе чудесно провести время. Когда ты думаешь вернуться?
– Не знаю. Но поздно. Ты не жди меня. До свидания, мамочка.
– До свидания, дорогая. – Услышав хлопок закрывающейся двери, Грета стиснула зубы. Ей предстоял очередной одинокий вечер, и она снова и снова думала, как же трудно смотреть, что ее дочь становится взрослой.
В долгие одинокие часы, пока Ческа работала, у Греты было очень много времени на раздумья. И в последние дни большую часть этого времени она анализировала свои собственные чувства к Дэвиду.
Это началось в тот вечер, когда Ческа призналась ей про Бобби и спросила, любит ли она Дэвида. С тех пор Грета все время вспоминала ту близость, которая когда-то их связывала. До своего предложения он был такой большой частью их жизни. И Грета должна была признать, что в последние пять лет ей ужасно его не хватало. Он всегда был рядом, он ничего не требовал, он всегда и полностью поддерживал ее, и она только сейчас осознала, что все это время принимала его и его доброту как нечто должное.
Когда он сделал ей предложение, ее жизнь была на подъеме, Ческа заполняла ее целиком, и это, в придачу к ее решению никогда больше не позволять мужчинам захватить ее сердце, вынудило ее отказать Дэвиду.
Больше всего ее заботило, не скучает ли она по нему просто потому, что после ухода Чески в ее жизни возникла пустота, а Дэвид был самым естественным выбором для ее заполнения. Или же она скучает по нему самому.
Грета вспоминала о том времени, которое они провели вместе. Дэвид всегда не только был готов ее выслушать, но ему удавалось подбодрить ее даже в самые тяжелые минуты. С ним ей всегда было лучше, и теперь ей так не хватало той легкости, которую он привносил в ее жизнь.
Также она начала яснее видеть ту себя, какой была на протяжении этих лет: ее суровую решимость сделать из Чески звезду, держать под контролем ее и ее карьеру, чего бы это ни стоило. Грета понимала, что с накрепко запертым на замок сердцем она стала жесткой; вся ее мягкость, постоянно доставлявшая ей одни неприятности, исчезла начисто. Пускай теперь ей не угрожала опасность снова страдать, но и радость тоже почти исчезла из ее жизни. Она пыталась вспомнить, когда же последний раз искренне смеялась, и не могла.
А Дэвид ее смешил. Его убежденность, что в любой, какой угодно тяжелой ситуации есть определенный юмор, была идеальным противоядием ее собственной склонности придавать всему излишнюю серьезность.
Теперь, начав пробуждаться от своего эмоционального оцепенения, Грета осознала, что всегда воспринимала любовь как некое всепоглощающее безумие страсти. Вот точно такое, какое Ческа испытывает сейчас к своему Бобби Кроссу. Но теперь-то она ясно видела: то, что испытывает ее дочь, это наваждение, вызванное исключительно физической тягой.
Она поняла, что в прошлом вела себя точно так же.
Но когда она думала о Дэвиде, это вызывало в ней совершенно другие чувства –