Серебряный медведь - Владислав Русанов

Медренский кривился скептически. Похоже, речи Фальма не затронули слишком уж сильно его душу. Если бы Кулак был на его стороне, то графу попросту было бы начхать на его преступления и жестокость. Да хоть по жареному младенцу на завтрак!

– С ним шляется остроухий, – прогудел Череп.

– Не сомневался, – кивнул барон. – Предатель, убийца и мясник… Что может быть общего у вас с этим человеком, любезный господин граф?

Кондотьер снова рванулся, но его удержали. Один стражник ударил его в ухо. Второй приставил к кадыку нож.

– Не дергайся, урод!

– Я знаю, кто ты… – натужно просипел Мудрец. Нелегко разговаривать лежа лицом вниз, когда тебе на спину уселись два здоровых, откормленных мужика. – Белый говорил… Ты – Змеиный Язык. Остроухие называли тебя Н’атээр-Тьян’ге. Так?

Фальм не ответил. Отвернулся, будто бы не расслышал, зевнул.

– Вот, любезный господин граф, кто служит империи зла. Уверен, Риттельн дель Овилл приказал привезти вашу голову. В мешке. Я слышал, среди генералитета Сасандры нынче в моде, можно сказать, украшать приемные залы имений сушеными головами побежденных врагов.

Медренский подкрутил ус, потер кончик носа.

«Он меня совсем придурком считает? – подумал ландграф. – Оставил бы эти страшилки для крестьян и горожан… Они будут бояться имперцев, а значит, драться как одержимые, защищая город. Я понимаю, что дель Овиллу живой я мешаю, но чтобы голову сушить? Глупость…»

– А вот этот – колдун! – вдруг вмешался Джакомо, тыча пальцем в Кира. – Он Джиль-Карра убил!

– А кто первый начал? – возмутился тьялец. И замолчал, сообразив, что его слова звучат по-детски. Вроде: я не виноват, он первый драться полез!

– Колдун? – округлил глаза ландграф. – Любопытно… Колдун бы мне на службе пригодился. – Он рассуждал вслух, наслаждаясь брезгливым недовольством барона и плохо скрываемой ненавистью Черепа. – Остальных-то можно и на кол. А колдунами не разбрасываются в наше время. Слышишь, парнишка, ты и впрямь чародейством балуешься?

– Да пошел ты!.. – неожиданно даже для самого себя выпалил Кир. – Я – тьяльский дворянин! Меня не купить!

Кровь отхлынула у ландграфа от щек.

– В яму всех троих! – Он вскочил, подошел почти вплотную к Кирсьену. – Легкой смерти не жди, ублюдок!

Молодой человек собрался плюнуть ему в лицо, но ландграф не ограничился оскорблением. Сиятельное колено врезалось парню в пах, а когда он, охнув, согнулся в три погибели, Медренский добавил кулаком в ухо.

Колокольный звон в голове помешал Киру услышать, что говорил барон хозяину замка, когда их потащили обратно, в подземелье. Зато уже в коридоре, ведущем вниз, он ясно различил шепот Мудреца:

– Лопух, конечно, но наш человек…

В эту ночь Антоло спал мало. Виной тому были не только мысли, которые вились в голове, будто осы вокруг ковша с патокой. Нет, конечно, счастлив тот, кто не пытается задуматься, что делает, и осмыслить свой жизненный путь. Достоин зависти и человек, способный вот так вот взять, развернуться и уйти, которому плевать, как он выглядит в глазах невольных попутчиков и что о нем подумают. Как Ингальт, например. Попрощался, забросил тощую котомку на плечо и растворился в зеленом подлеске.

Бывший студент корил себя, что не смог поступить так же. Грубый и суровый быт наемников, как ни странно, лег на сердце ученому парню. Все эти шутки-прибаутки, ядовитые подначки, произносимые без всякой задней мысли, а просто чтобы товарищ по отряду не расслаблялся… Забота, с которой они учили его, бестолкового пехотинца, ездить верхом. А упражнения с мечом, которыми Пустельга едва не изморила парня? Ведь они искренне хотели помочь ему выжить, приспособиться к этому миру, исковерканному войной, в котором ему пришлось оказаться волей Триединого.

И как же их бросить после этого? Даже кентавр – а это племя испокон веков враждует с людьми – решил остаться и помогать наемникам выручать командира. А он уйдет? И забудет, что банда Кулака спасла его от озверевшей толпы?

Нет. Жители Табалы никогда от опасности не бегали. Их упрямство вошло в пословицы и поговорки. И он не побежит.

Убивать, решил для себя Антоло, он, конечно, не будет. Ну, только в том случае, если попадет в безвыходное положение. Такое случается – либо он, либо ты. Но только в этом случае.

Нападать на замок без предварительной разведки лейтенанты наемников запретили. Если бы иметь численное преимущество хотя бы пять к одному, сказал Мелкий. А они в меньшинстве. Тут нужно серьезно подумать, поломать голову и попытаться хитростью решить спор в свою пользу. Хотя бы преодолеть барбакан и ворота, а там, как заметил Почечуй, один наемник троих графских стражников стоит.

Но как туда попасть? Что придумать?

Они спорили едва ли не до вечера, но никто не сумел подкинуть стоящую идею.

Бучило советовал переодеться в селян и попытаться проникнуть в замок, якобы доставляя харчи.

– И ты думаешь, Трельм Зубан твою бороду не узнает? – ехидно осведомилась Пустельга.

Северянин замолчал. Обиженно засопел, но спорить не стал, признав правоту воительницы.

Легман, Брызг и Почечуй стояли за ночную вылазку. Мелкий их поддерживал, но заметил, что хоть Малая Луна нынче и на убыль пошла, но зато торчит в небе с полуночи, а вечером Большая в первой четверти тоже света предостаточно дает. Остается уповать на тучи, которые все чаще и чаще – осень, как никак, – стали затягивать небосвод.

Неожиданно для себя Антоло предложил поджечь лес и атаковать замок, скрываясь в дыму.

– Ну, ты… энтого… сказанул! – восхитился Почечуй. – Его разожги… энтого… попробуй!

– Да разжечь-то как раз легко… – задумалась Пустельга. – Как добиться, чтоб ветер на замок был? Чародеев у нас нет.

– И задохнемся в дыму, – с сомнением покачал головой Тедальо. – Он что нам ни к чему, что им…

– Ну, не подходит, значит, не подходит. – Антоло не обиделся: наемники отнеслись к его предложению довольно серьезно, никто не высмеивал, не пенял, что, мол, нечего учить ученых.

– А давайте мы с сыном Великой Степи подойдем к воротам, – вдруг взял слово Белый. До того дроу сидел, скрестив ноги, и играл, втыкая нож в плотный дерн. – Им в диковинку будет… Глядишь, и откроют.

– А если не откроют… энтого… а? А если… энтого… расстреляют у ворот? – возмутился коморник.

– Там твои сородичи были. Ну, с приезжим этим… – высказал предположение Тедальо. – Договориться никак?

Остроухий сморщил и без того уродливый курносый нос и махнул рукой:

– Нет!

– Ты думай, что говоришь! – напустилась на каматийца Пустельга. – Белый от них сам ушел. Добровольно. Дроу такого не прощают.

– Вот и я про то… энтого… Заделают… энтого… ежика…

– Какого ежика? – удивился Антоло.