Большая кража - Джеффри Линдсей

– Мм… Я слышала, как это говорил кто-то из ваших… гм… друзей, – неуверенно произнесла она. – Сегодня утром. Знаете, иранцам. И поэтому… я просто… подумала, что это может значить «с добрым утром». Или что-то еще…

Мужчина весело хмыкнул.

– Или что-то еще, – повторил он.

– О-о! – Анжела почувствовала себя уязвленной. Ей по-прежнему было страшно. По правде сказать, у нее немного дрожали колени. Но она призвала на помощь свой британский дух, сделала шаг назад и упорно продолжила: – Потом… мне показалось, это звучит так бодро, а я очень хочу, чтобы все ладили… Вот я и подумала: если хотя бы научусь говорить «с добрым утром»… и в любом случае я… я… – Анжела резко остановилась. «Хватит болтать!» – приказала она себе. – Можно спросить, что это все-таки значит, мистер?..

– Шеф, не «мистер». Я зарабатываю себе на жизнь, – произнес он с бо́льшим нажимом, чем казалось необходимым Анжеле, потом протянул ей массивную руку. – Уолтер Бледсо.

Несколько мгновений Анжела глазела на его руку, покрытую черными волосками, с жуткими шрамами на распухших костяшках. Наконец Анжела сообразила, что он хочет обменяться с ней рукопожатием.

– О-о! Да, конечно, – сказала она, постепенно приходя в себя. – Анжела. Анжела Данем. Я… я ассистентка куратора.

– Приятно познакомиться, Анжела, – произнес он, явно пытаясь изобразить теплую улыбку, которая показалась ей ухмылкой фонаря из тыквы в вечер Хэллоуина.

– Взаимно, мистер Бледсо.

– Уолтер, не «мистер», – напомнил он. – Или просто называйте меня Шеф, как все прочие.

– Да, конечно, Шеф, – повторила Анжела. До нее дошло, что он продолжает держать ее за руку, и она отняла руку. – Тогда скажите, Шеф, – начала она, ободренная его дружеским расположением, – что же означает эта фраза, если не «с добрым утром»?

– Кир ту кенет, – произнес он, как показалось Анжеле, с аутентичным акцентом и широко улыбнулся. – Это означает: «Мой хер тебе в жопу».

– О господи! – охнула она, чувствуя, что краснеет.

– Это явно не стоит вам повторять. Такой хорошенькой девушке вроде вас.

Анжела мучительно искала ответ, все больше заливаясь краской. Насколько ей было известно, ее никогда прежде не считали хорошенькой, даже ее бойфренды. Она знала, что представляет собой превосходный пример Невзрачной Британки: бледное лицо с несколько заостренными чертами, фигура со склонностью к пухлости. Но мужчина произнес эти слова с такой искренностью, и Анжела была чрезвычайно взволнована.

– Что ж… благодарю вас, но… И что же мне следует говорить? – наконец нашлась она. – Я имею в виду, иранским джентльменам?

– Ну если вы желаете что-то сказать, – задумчиво произнес Шеф, – можете попробовать мадар гахбе. Это значит «ублюдок». Или киркхор, то есть старый добрый членосос. Хотя лично я предпочитаю кире асбе аби тоо кунет. – Он просиял. – Это означает «хер бегемота тебе в зад».

Помимо своей воли Анжела рассмеялась. Ее совсем не привлекал лексикон такого рода, однако Шеф произносил это с таким наивным удовольствием, что она не сдержалась.

– Я действительно хотела сказать им что-то вроде «с добрым утром», – уточнила Анжела.

– С ними это пустая трата времени. Единственное, что они признают, – это когда держишь их в ежовых рукавицах.

– Мне что, и в самом деле надо выбирать между ежовыми рукавицами и… гм… хреном бегемота?

– Так оно и есть, – с важностью кивнув, ответил Шеф.

– Наверное, мне лучше помолчать.

– Ну, – серьезно подхватил он, – если вы уверены, что вам не нравится хрен бегемота…

Анжела открыла рот, снова закрыла, а потом, несмотря на шок или, может быть, благодаря ему, рассмеялась.

– Уверена. – Затем, чуть улыбнувшись, поскольку он назвал ее хорошенькой, она добавила: – Определенно не в этом контексте.

Он улыбнулся еще шире, и Анжела смутилась, но, кроме того… Что? Она испытала еще какое-то неопределенное чувство, от которого ее смущение только возросло, поэтому она заставила себя улыбнуться:

– Что ж… Спасибо, Шеф, что внесли ясность в данном вопросе.

– Не за что, – отозвался он.

А потом Анжела не могла заставить себя отвернуться, хотя следовало, и между ними повисла неловкая пауза, по крайней мере неловкая для Анжелы. Похоже, Шефа это нисколько не беспокоило. Он просто продолжал пристально смотреть на нее с выражением крупного хищника, нацеленного на обед. Анжела почувствовала, что опять заливается краской. Она и в самом деле честно хотела уйти, заняться работой, убраться отсюда, но продолжала стоять и понятия не имела почему.

– Ну да, – решив вырваться, наконец сказала она, – боюсь, мне пора заняться делами. Мне нужен рулон полотнища. Это в кладовой?

Шеф кивнул:

– Я шел как раз туда. Я отведу вас.

И он буквально так и поступил, положив свою большую мощную ладонь ей на спину и отведя ее по коридору в кладовую.

Анжела открыла дверь, и он вошел следом за ней. Повернувшись, закрыл дверь и взглянул на Анжелу. Она уставилась на него, лишившись дара речи. На нее нахлынуло прежнее неведомое ощущение, лишая сил и вызывая дрожь во всем теле.

Однако Шеф просто кивнул, подошел к Анжеле и положил руки ей на плечи. Потом медленно наклонился к ней, и Анжела не шевелилась и не пыталась отодвинуться. Их губы встретились, и Анжела ответила, обняв его за шею. Он начал шарить по ней руками, и она плотнее прижалась к нему.

Когда до нее дошло, что сейчас произойдет, она оторвалась от него. Приподняв изуродованную шрамом бровь, он снисходительно глянул на нее.

– Дверь, – произнесла Анжела охрипшим чужим голосом. – Запри дверь.

Оставалось три дня до торжественного открытия, и Катрина следила за процессом подготовки выставки, которую предстояло развернуть в самом защищенном зале музея. Команда из «Тибьюрона» добавляла последние штрихи к электронной системе безопасности, и в процессе тщательной проверки датчиков каждые несколько минут пронзительно звучал какой-нибудь аварийный сигнал.

Катрина едва его замечала. Прежде всего она полностью сконцентрировалась на том, чтобы безупречно провести мероприятие. Но важно и то, что она очень сильно устала. Если быть более точным, за три дня до этого она уже была без сил. В данный момент она пребывала в таком состоянии, что с трудом понимала, где находится и что должна делать.

Но тем не менее делала. Первые два дня работы на посту куратора в музее Эберхардта Рэндалл вообще не приезжал домой. Перед открытием выставки предстояло сделать кучу дел, а времени было явно недостаточно. И поэтому, естественно, Катрина приезжала в музей, чтобы помочь. С какого-то момента дни и ночи слились в бесконечный вихрь лихорадочной активности. Спать приходилось урывками, когда это уже становилось абсолютно необходимым. Они с Рэндаллом и Анжела, ассистентка куратора, трудились буквально круглые сутки.