Дела семейные - Рохинтон Мистри

— Я как сейчас помню, что мы надели в тот день, — сказала Роксана. — На папе был его темно-синий двубортный костюм, я надела лиловое сари с жакетом, который у меня тогда был. Мураду купили чудный галстук — бабочку. Поехали на такси, чтобы не явиться потными.

— Ага. Приезжаем, клерк нам говорит, что чиновник, который занимается иммиграцией, мистер Мазобаши, скоро нас вызовет. Сидим на диванчике, ждем. Кроме нас там полно других семей, все принаряжены, как мы, будто на свадьбу пришли. На некоторых женщинах просто килограммы золотых украшений. Смешно вспомнить. Но тогда я думал только об одном: канадского чиновника, сотрудника, ведающего иммиграцией, зовут мистер Мазобаши.

Меня это сильно взволновало. Вот в чем прелесть Канады. Канадец по имени Мазобаши. Почему бы не Ченой, например? Тут слышится голос: семья Ченой! Как доктор, который приглашает очередного пациента. Когда я увидел человека, который нас вызвал, мне в голову не пришло, что он и есть чиновник, занимающийся иммиграцией, одет был как чапраси-рассыльный — мятая длинная рубаха навыпуск, на ногах колапурские сандалии, грязные пальцы торчат.

Но когда мы вошли в кабинет, он плюхнулся в большое кресло за письменным столом. На столе бронзовая табличка с именем: М. М. Мазобаши. Выходит, этот оборванец и будет проводить собеседование. Как же они к нам относятся? Но я себя одернул. Может, канадцы одеваются еще небрежней, чем американцы?

— Англичане когда-то употребляли выражение «отуземиться», — вставил Нариман.

— Вот именно. Этот мистер Мазобаши открывает папку, даже не приглашая нас сесть. Перед столом один стул, и я показываю Роксане, чтоб она села. Он увидел и говорит: «Да, конечно, рассаживайтесь!» И указывает еще на другой стул в углу. Мы садимся, и он спрашивает: «Неужели вам не жарко — пиджак, жакет?» Я говорю: нет, сэр, у вас здесь отличный кондиционер.

— На самом деле, — прервала Роксана, — в кабинете было просто холодно, я даже пожалела, что не захватила мой нейлоновый шарф. И беспокоилась, как бы Мурад не простудился. Тот человек заметил, что я мерзну, и говорит-резко так говорит: «Что такое, вам холодно? А еще хотите в Канаде жить!» Невоспитанный человек, он мне сразу не понравился.

— Ну ладно, — продолжил Йезад. — Вдруг он встает, выходит из кабинета и возвращается со стаканом воды. Я было решил, что он желает проявить хоть какую-то вежливость, воды предложить, но он полил цветок на своем столе. Неожиданно задает мне вопрос: «Вам известно, как далеко Канада?» Я отвечаю, что это зависит от того, какую часть Канады он имеет в виду, потому что, если Западное побережье, то оно почти на шесть тысяч километров дальше.

— Отличный ответ, — одобрил Нариман.

И Джехангиру тоже понравилось, потому что папа отбрил этого противного мистера Мазобаши.

— Папа, тут ты ему и сказал, что он грубый человек?

— Нет, позже. Он опять открывает папку, закуривает сигарету, рассматривает свои ногти и спрашивает, почему мы хотим уехать в Канаду. Я в ответ повторяю кое-что из моего письма и добавляю — напрасно, конечно, — что мы хотим уехать по той же причине, по которой переехала в Канаду его семья. Он фыркает: «Моя семья родилась в Канаде».

Я молчу. Он задает мне первый осмысленный вопрос: «Вы торгуете спортивным инвентарем. Расскажите мне подробней об этом».

Я начинаю отвечать, он меня обрывает:

«О’кей, о’кей, хватит о крикете, бадминтоне, настольном теннисе. Вы намерены торговать спортивным инвентарем в Канаде?»

«Да, но я готов взяться за любую работу, если…»

«Ладно, ответьте мне на несколько вопросов о канадском спорте. Сколько игроков в хоккейной команде?»

«Одиннадцать?»

«Неправильно».

«Сколько таймов в матче?»

«Два?»

«Неправильно. Что такое силовая игра? Вы знаете, что значит деке? Что такое ледовый пенальти? В чем разница между Канадской футбольной лигой CFL и Национальной футбольной лигой NFL? Сколько лицензий у Национальной хоккейной лиги NHL? Как играют в лакросс?»

— Он шпарил вопросами как из пулемета.

«Вы, индийцы, до того наивны, — сказал он в заключение, — хотите уехать и морозить свои задницы в стране, о которой ни черта не знаете, лишь бы заработать кучу денег. Так что спасибо за ваш интерес к Канаде, мы дадим вам знать о результатах собеседования».

Джехангир замер в ожидании — он знал, что сейчас будет самое лучшее.

— Он полагал, что мы безропотно встанем и уйдем, — продолжил Йезад. — Но я не двинулся с места. Говорю: «Извините, сэр, могу я сказать вам кое-что?» — «Конечно, — говорит он, — только по-быстрому. Мне еще предстоит беседовать со многими из ваших».

«Хорошо, — говорю я. — Можно и по-быстрому.

Вы, сэр, грубый и невежественный человек, вы позорите свою должность и свою страну. Вы сейчас оскорбляли нас, оскорбляли индийцев и Индию, одну из многих стран, откуда ваше правительство выкачивает мозги, те самые мозги, благодаря которым вы растете и развиваетесь. Вместо благодарности вы демонстрируете нам свои предубеждения и нетерпимость. От вас, чьи соплеменники страдали от расизма и ксенофобии в Канаде, где их, хоть и граждан Канады, держали как военнопленных в лагерях, от вас, сэр, больше, чем от другого человека, можно бы ожидать понимания, вы должны бы быть воплощением просвещенных канадских идеалов мультикультурализма. Однако если судить о Канаде по вас, то страна эта — гигантская мистификация».

— Браво, — сказал Нариман, а Джехангир с Мурадом зааплодировали.

— Я произнес там целую речь. Но это было давно, и я всего не помню.

— Ты еще сказал о флаге, которой стоял позади его письменного стола, — подсказала Роксана, — и о листке.

— А, да. Я сказал, что странно, как это до сих пор еще не засох от стыда красный кленовый лист на флаге, вынужденном находиться в этом кабинете.

— Превосходно, — сказал Нариман.

— Я тщательно готовился до подачи заявления. Вилас, мой друг из книжного магазина, дал мне прочесть роман под названием «Обасан» и еще одну книгу — «Противник, которого никогда не было». Я много чего прочитал: о строительстве национальных железных дорог, о Клондайке и о золотой лихорадке, о конфедерации 1867 года. На самом деле, мне кажется, я был информирован лучше, чем многие канадцы. Вот о канадском спорте недостаточно знал. И этот человек завернул меня.

Нариман скорбно покачал головой:

— Мы всегда склонны считать, что те, кто много страдал, выносят из страдания повышенную способность к состраданию. Но тут нет гарантий. В любом случае, я рад, что вы не эмигрировали.

— Куми и Джала это тоже должно радовать, чиф. Вызов «скорой» от Бомбея до Канады стоил бы диких денег.

— Я рад, что вы не эмигрировали, — повторил Нариман, — потому что считаю эмиграцию серьезной ошибкой. Самой большой ошибкой, которую может совершить человек. Утрата дома оставляет невосполнимую пустоту.