Эхопраксия - Питер Уоттс

Мимо проплыл один из осевых люков. В следующий момент Дэн уже завернул за непривычный прямой угол: оси „Венца“, подготовленные для рывка, еще лежали вдоль корабельного хребта. Перед лицом мелькали ступеньки, пока Мур головой вперед толкал Брюкса к корме.

„Все наши дети умерли. Такие умные, сильные, ловкие. Все эти улучшенные, подрихтованные синапсы, наследие плейстоцена, вырванное с корнем. К чему их это привело? Где они сейчас? Мертвы. Убиты. Превратились в плазму“.

Техобслуживание и ремонт. Мур развернул медкойку и пристегнул к ней Дэна, пока корабль прокашливался. Когда полковник уже собрался уходить, в мир вокруг потихоньку стал пробираться вес. Брюкс попытался повернуть голову, и у него почти получилось. Попытался откашляться, и даже смог.

— Э… Джим. — Звук едва превышал уровень шепота.

Полковник остановился у лестницы — смутный силуэт на краю периферийного зрения Брюкса. Разгон корабля, казалось, погрузил его прямо в палубу.

— С… спасибо, — наконец выдавил из себя Дэн.

Мур безмолвно стоял в нарастающей гравитации.

— Это был не я, — бросил он и ушел.

* * *

К Дэну приходил не только Джим. Из могилы вернулась Лианна — черная мерцающая протоплазма, которая улыбнулась, увидев его застывшее лицо, покачала головой и прошептала: „О, бедняжка, такой потерянный, такой надменный“. А потом ее позвало домой Солнце. У койки часами стоял Чайндам Офоэгбу и говорил пальцами, глазами и звуками, с заиканием исторгая их из горла. Теперь Брюкс почему-то его понял: не завывающий шифр и не разумный роевой рак, а добрый старик, который до сих пор прекрасно помнил, как в детстве тайком подружился с семейством енотов с помощью сухого корма и незаметного саботажа домашней мусорки для органики. „Постой, у тебя было детство?“ — попытался спросить Брюкс, но лицо Офоэгбу исчезло под извержением бубонов и огромных волокнистых опухолей: ничего больше он произнести не смог.

Даже Рона пришла к нему с Небес, хотя и клялась, что никогда этого не сделает. Она стояла спиной к Дэну и злилась, а он пытался повернуть ее, заставить улыбнуться; когда все же сумел, на ее лице были видны лишь горечь и ярость, а глаза искрились огнем. „Значит, ты скучаешь по ней? — ярилась она. — Скучаешь по своей безмозглой кукле, милой обожающей эго-рабыне? Или тебя просто беспокоит, что ты потерял крохотную фальшивую часть своей крохотной фальшивой жизни, где хоть что-то контролировал? Все, Дэн, цепи спали, их больше нет. Можешь гнить тут, мне наплевать“.

„Но я не это имел в виду, — начал оправдываться он, — Я никогда не думал о тебе так“. Однако потом, когда все отрицания иссякли, и ему было нечего сказать, осталось только одно: „Пожалуйста, ты нужна мне. Я не могу без тебя…“

„Конечно, не можешь, — усмехнулась она. — Ты сам по себе вообще ничего не можешь. Могу признать: ты превратил некомпетентность в стратегию выживания. Что бы ты делал, потеряв оправдания? Если бы вставил имплантаты, как остальные? Как бы ты выжил без спасительного бессилия, в очередной раз не удержавшись на плаву?“

Дэн подумал: „Что же там, на Небесах, творится, раз она стала такой мстительной?“ Он бы спросил, но Рона превратилась в Ракши Сенгупту прямо перед его остекленевшими глазами, и ее поток мыслей, похоже, радикально сменил направление. „Тебе лучше держаться подальше от носа, — быстро прошептала она, оглядываясь через плечо, — И главное подальше от форпика он там а может и еще кое-что. Хоть бы ты пришел в себя тут все может плохо кончиться а у меня только с цифрами хорошо понимаешь? В реальности я не так крута“.

„Ты хорошо справляешься, — попытался сказать Брюкс. — Даже начала говорить как одна из нас, тараканов“. Но смог издать только хрип да кашель. Что бы ни услышала Ракши, это напугало ее больше тишины.

Иногда Дэн открывал глаза и видел, как над ним нависает Мур, двигая яркими мерцающими палочками прямо перед его лицом. Пару раз невидимый ревущий гигант вставал ему на грудь и вдавливал спиной в мягкую землю (редкие пряди вновь выросшей травы на переборке отходили от стены, каждая травинка застывала в единой линии строя). Иногда Брюкс, наоборот, был невесом, как семя одуванчика. Иногда он почти мог двинуться, и твари, собравшиеся рядом, удивлялись, резко отходили назад. А иногда едва хватало сил двигать глазами.

Иногда он просыпался.

* * *

Что-то сидело рядом: смутное пятно гуманоидной формы. Брюкс попытался повернуть голову и оторвать взгляд от потолка. Видел лишь трубы и краску.

— Это всего лишь я, — голос Мура.

„Он ли? Действительно он?“

— Думаю, ты такого не ожидал, — сказало пятно. — Я удивлен, что Сенгупта тебе не рассказала. Она любит про такое болтать.

Дэн попытался снова и опять потерпел поражение. Шейные позвонки, казалось, слились воедино. Заржавели.

— Может, не знала.

Брюкс сглотнул. Это, по крайней мере, получилось, хотя глотка осталась сухой.

Пятно переместилось, зашуршало:

— Там, откуда я пришел, это обязательная процедура. Слишком много сценариев, когда сознательная вовлеченность… ставит под удар выполнение задания. Что бы сейчас ни имелось в виду под военной службой, туда не попадешь без…

Кашель. Перезагрузка.

— Правда в том, что я вызвался добровольцем. Еще когда все было в бета-версии, до того, как это стало официальной политикой.

„Ты можешь решать, — задумался Брюкс, — когда это приходит и уходит? Это выбор или рефлекс?“

— Наверное, ты слышал, что мы просто засыпаем. Теряем осознанность, позволяем телу действовать на автопилоте. Чтобы нам не было дурно, когда нажимаем на спусковой крючок, и потом. — В голосе старика послышалась горечь. — Сейчас это правда. Но мы, первое поколение, мы… оставались в сознании. Говорили, что тогда так было лучше всего. Они смогли вырезать нас из двигательной петли, но отключить гипоталамические схемы, не повлияв на автономные показатели, не получилось. Ходили слухи, что на самом деле они хотели, чтобы мы все помнили — для последующих допросов, опытный наблюдатель и все такое. Но мы были настолько крутыми, что вообще об этом не беспокоились. Стояли на переднем крае науки, выше нас только горы, сам понимаешь. Первые исследователи постчеловеческого фронтира, — Мур тихо хмыкнул, — В общем, пара миссий пошла совсем не по плану, и тогда выкатили Вариант Нирваны. Даже предложили мне улучшение, но оно… не знаю. Почему-то мне казалось важно не гасить свет.

„Зачем ты мне это рассказываешь? Какое это имеет значение теперь, когда ты отправил единственную надежду человечества прямо на Солнце?“

— Я хочу сказать, что был там. Все время. Как пассажир — я ничем не управлял, но не ушел. Я не как наемники Валери, я… смотрел, по крайней мере. Может, так тебе будет лучше. Просто хотел, чтобы ты знал.

„Это был не ты. Вот что ты хочешь сказать. Это не твоя вина“.

— Отдохни.

Пятно растянулось: лицо полковника ненадолго появилось прямо перед глазами Брюкса и снова поблекло, сменившись звуком затихающих шагов.