Чёрные цветы - Николь Лесперанс

даже не было видно дна. Там было по меньшей мере сорок метров глубины, и если Иона сделал это нарочно, оттуда я бы никогда не выбралась.

Я дождалась, пока земля перестанет трястись и осыпаться, и ножом вырезала себе свободу. Рассекаемые ножом лианы с шипением выплёскивали сок.

– Спасибо, что не дали мне упасть, – прошептала я, хотя даже думать не смела о том, что бы они сделали со мною без ножа. Держа его перед собой, я аккуратно обошла провал, и плети лиан убирались с моего пути.

Наконец появилась знакомая завеса из испанского мха, но она почему-то шевелилась, как живая. Подойдя ближе, я увидела, что она кишит сколопендрами. Самые мелкие твари были длиной с мой указательный палец. Прижав одну руку ко рту, а вторую с ножом выставив перед собой, я ринулась сквозь мох, содрогаясь от прикосновений скользких извивающихся тел. Казалось, колючие лапки шарят по мне повсюду, а от влажных щупалец меня чуть не вытошнило. Резкая вонь ударила в ноздри, от них несло тухлятиной, экскрементами и помойкой, и даже по ту сторону занавеси из мха не стало легче, потому что сотни тварей так и остались ползать по мне.

Обливаясь слезами, я помчалась к сеноту, не задержавшись ни на миг, чтобы скинуть одежду или рацию. Я ринулась в сияющую воду, и вместе с роем пузырьков от меня отлетели и сколопендры. Они просто исчезли с моей кожи, растворившись в голубом сиянии, и муки истерзанного тела тоже растворились в могучем биении пульса, заполнившем уши. Я поднялась на поверхность, спрятала в карман нож Леоноры и сверилась с часами.

4:42

Я сделала несколько поспешных, но глубоких вдохов. На нормальный разогрев времени не было, но это неважно. Вода сама позаботится обо мне. И не только в этом смысле – если Иона выиграет. Я надеялась, что мне хватит времени добраться до сердца острова. Я надеялась, что Билли цел. Я надеялась, что ещё увижу свою маму. Я надеялась, что вернусь, оставшись собой, и выживу, когда всё будет сделано.

Кинув прощальный взгляд на жуткое зелёное небо, я ушла на глубину.

Глава 45

Первые метры водного пространства были прозрачными и яркими, как всегда. И хотя сердце сжималось от страха и тревоги, мускулы мои пели, исцелённые от боли, отзываясь на мягкость воды и покой этого места. Но по мере того, как я спускалась, росло давление и менялась плавучесть моего тела, из отверстия на дне появилось облако ила. Оно поглотило меня за какие-то секунды.

«Просто продолжай двигаться, Адди. Продолжай двигаться».

Я уже ушла на такую глубину, где от меня требовалось лишь позволить силе тяжести увлечь меня вниз. Но я больше не видела отверстия. Это меня не пугало – в океане вода всегда становится тёмной на больших глубинах, – но на тренировках и соревнованиях у меня всегда был направляющий трос, чтобы не сбиться с курса. Не говоря уже о страхующих ныряльщиках, тренерах и медиках. А не туннель в пещере, ведущий к сердцу острова-убийцы.

«Пройди его, даже если боишься. Обуздай свой страх».

Я была в ужасе. Я не могла обуздать страх. Но я всё равно это делала.

Вниз, вниз, вниз – пока руки не коснулись дна. Боли не было, но мне скоро снова потребуется вдохнуть. На этом этапе погружения я обычно разворачивалась и поднималась на поверхность, но сейчас я должна была продолжить спуск. Бешено работая ногами, я извернулась вбок, чтобы найти туннель, пальцами касаясь дна сенота.

Плечо задело стену, и я повернула, слегка изменив курс. По крайней мере, я надеялась, что изменила курс, а не вернулась на то же место. Невозможно было что-то понять в этом мутном облаке. Мне вдруг стало весело – недобрый знак. Веселье говорило о том, что в крови скопилось слишком много азота. Наркотическое действие азота похоже на опьянение, а это чревато ошибками и травмами.

«Двигайся, просто двигайся».

Я снова принялась шарить по дну сенота, и желание расхохотаться стало настолько сильным, что пришлось прикусить язык. А если я так и утону здесь, в дюйме от входа в туннель, который не сумела увидеть? Ничего смешного в этом не было, но мой обдолбанный мозг не желал этого понимать. Я снова прикусила язык – до крови.

И тут дно под моими пальцами пропало. У меня ушло слишком много времени, чтобы вспомнить, почему это хорошо, но наконец я двинулась в дыру. Облако мути осталось позади, вода посветлела, и я уже смогла различить выход из туннеля, светившийся синим впереди. Мышечная память подсказывала, куда двигаться, пока от опьянённого мозга не было толку. Туда, к этой несравненной, манящей синеве! Мой отравленный азотом мозг был уверен, что эта синева любит меня. И я люблю её тоже.

Наконец я оказалась в самом центре глубокой синевы, и она обволокла меня, раскрасив тело в миллионы оттенков индиго и лилового, и я легла на спину, чтобы свет попадал в глаза. Биение пульса не прекращалось, умиротворяя меня, как младенца в утробе острова. Я могла бы остаться здесь навсегда.

Но мне не полагалось здесь оставаться. Мне полагалось вынырнуть за воздухом, пока я не утонула, чтобы двигаться дальше. Я должна найти Билли, пока время не вышло, но я ничего не могла сделать с нараставшим забвением.

Моя голова показалась из воды, и я ахнула при виде распростёршегося надо мной чёрного свода с жилками лимонно-зелёного и бирюзового цветов. Неизменный пульс пронизывал воду, он проникал прямо в кости, и вся пещера полнилась той же умиротворяющей силой. Но стоило азоту испариться из тела, как ему на смену пришла паника. Я сверилась с часами.

1:01

Времени не было ни на крики, ни на проклятья, ни на мысли о том, что я потратила под водой три с половиной минуты. Я кинулась к берегу, оскальзываясь на гальке, и упала три раза, прежде чем выбралась из воды. Судорожно кинулась искать боковой туннель и упала перед ним на колени, орошая камни свежей кровью из прежних ссадин.

«Давай, давай, давай!» – повторяла я, протискиваясь через лаз, навевавший клаустрофобию. Дно оказалось намного более скользким по сравнению с последним разом, и руки то и дело выскальзывали из-под меня. Мне никак не удавалось двигаться так быстро, как я хотела. И невозможно было увидеть, куда я ползу, но направление было только вперёд, и я уже не могла сдаться. Лбом я больно ударилась о низкий выступ на потолке, и от боли