Своя-чужая боль, или Накануне солнечного затмения. Стикс - Наталья Андреева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куда? – насторожилась Жанна.
– В тюрьму.
Она оторопела:
– Как в тюрьму? В какую?
– К Сергею. Добилась я.
– Но разве это возможно? Он же под следствием!
– Кому нельзя, а кому и можно. Аблакат расстарался. Деньги огромадные я пообещала. И все, что было, уж отдала. Следователя пришлось подмазать. А про то, где Сабинины средства, только Сергей знает.
– И что я должна спросить у Сергея Васильевича?
– Да хватит тебе уже его Васильевичем кликать! Дом, девка, продавать надо. Ты спроси Сергея, как нам бумаги-то оформлять? Он хозяин.
– У нас еще машина есть.
– Да сколь за нее возьмешь? Видать, много денег потребуется. Сходи.
– Да, конечно. А почему я, Матрена Архиповна? Вы же ему родственница!
– Глупа ты, девка. Разве Сергею на мои морщины смотреть сейчас охота? Ему за жизнь зацепиться надо. А что есть жизнь? Любовь это. Поперед всего. Глядишь, посмотрит он на тебя, да в мозгу-то и прояснится. Может, вспомнит чего.
– И когда идти?
– Завтра.
– Хорошо, я с работы отпрошусь…
…Передачу для Сабурова Матрена Архиповна вызвалась собрать сама. Делала она это так тщательно, будто готовила своему зятю побег. Жанна, улыбнувшись, представила, как морщинистые руки разухабистой бабки запихивают в домашний пирог напильник и веревочную лестницу. Куда ушли времена графа Монте-Кристо? И времена тех женщин, от которых требовались только преданность и терпение. И умение ждать. Ждать бесконечно. Жанна же собиралась сделать для Сабурова нечто более существенное.
Свидание назначили на утро. Обставлено все было так, будто она представляет интересы Сергея Сабурова в качестве помощницы адвоката. На ее молодость закрыли глаза. Видимо, денег дали много и всем, кто заинтересован в этом деле. Жанна в этих тонкостях не разбиралась, в голове у нее билась только одна мысль: вот сейчас, сию минуту, она его увидит! Сердце колотилось так, что в ушах стоял несмолкающий гул.
В первый момент Жанна Сергея даже не узнала. Он стал такой чужой и на себя непохожий, так постарел, что сердце вдруг сжалось стремительно в маленький комок, и в нем осталось место для одной только огромной жалости. Сабуров свидания не хотел. И разговаривать не желал тоже. Жанна поняла, в чем дело: для себя самого он уже умер. Сам себя осудил, вынес приговор и начал приводить его в исполнение.
Они сидели друг напротив друга и молчали. Присутствие в комнате постороннего человека очень ей мешало. Хотя и не собирались они с Сабуровым объясняться друг другу в любви и лить слезы. Не время сейчас для слез. Она наконец сообразила: время идет! Надо взять себя в руки.
– Сережа, – тихо позвала она.
И опять молчание. Жанна запаниковала. Надо привести его в чувство. Надо спросить, как ему здесь, хорошо или плохо? Здоров он или болен? Но и так понятно, что и плохо ему, и не может он быть здоров. Тогда зачем спрашивать?
– Сережа!
Сабуров вздрогнул и нехотя выдавил из себя:
– Как дома? Как дети?
– Нормально.
И опять долгая пауза. Господи, о чем он думает?! Время идет! Должно быть, в ее глазах было такое отчаяние, что у него во взгляде что-то дрогнуло.
– Ну-ну, – сказал он. – Хватит, Жанна. Не плачь.
– Я и не собираюсь плакать. – Она пришла наконец в себя и теперь говорила быстро, без остановки: – Сережа, нам надо продать дом.
– Зачем?
– Нужно нанять адвоката.
– Мне не надо.
– Ну какой же ты злой! – Слова наконец нашлись. – Ему не надо! А ты не думаешь о нас? О Матрене Архиповне, о детях? Обо мне? Да кто я тебе? Сказала, что невеста. А тебе наплевать! Не смей здесь умирать! Слышишь? Только попробуй! О чем ты думаешь? О ней? Не смей! Я тут бьюсь, бьюсь, а он самоедством занимается! Тоже мне мужчина!
Жанна и в самом деле разозлилась. Ишь ты, помирать он собрался! А на кого все оставил? Дом, детей, тещу, которой за семьдесят уже перевалило! Не сегодня завтра начнутся болезни, кто ее будет по врачам водить? Сидеть легко. Умирать легко. И в позу встать легко. А легко ли остаться на воле, смотреть в глаза соседям, знакомым, его детям, легко ли сомневаться, было или не было, убил или не убивал? Да, не убивал! Несправедливо обвинили! У него есть право на всех обижаться, есть право сидеть вот так и молчать. А ей что делать?
– Сергей, очнись! Мне нужны деньги. Твоей семье требуются деньги. Много денег. Где бумаги на дом? Как его продать?
– Не надо продавать дом. – Слава богу, он заговорил! Жанна вздохнула с облегчением. Потом услышала: – Есть счет в банке.
– Какой счет?
– Наш. Мой и… жены. Она же за все платила. Незадолго до смерти она доверила мне право распоряжаться вкладом наравне с ней. Это заверено и подтверждено нашими подписями. Последнее время все ее гонорары поступали туда, на счет. И проценты от продажи последнего альбома. Там должно быть много денег. Я поклялся себе ничего не брать. Ни рубля.
– Возьмешь, – жестко сказала Жанна. – Завещание есть? Ведь она могла оставить эти деньги кому угодно!
– Могла. И все время грозилась, что это сделает. Какие-то бездомные дети. Или детские дома. Или третье лицо. Возможно, есть завещание. Но его до сих пор не нашли. Все осталось в силе. Деньги теперь мои.
– А где оно могло лежать, это завещание?
– В сейфе, где ж еще? Сабина даже ключ никому не давала.
«Только Владу, – вспомнила Жанна. – Но зачем?»
– И что теперь с этими деньгами?
– Я могу их взять.
– Вот и сделай это.
– Хорошо, – согласился он. – Сберкнижка в комнате у Лары. Тайник за книжной полкой. Снимешь несколько книг из середины, и…
– И ты до сих пор молчал?! И почему у Лары? Она знала о счете?
– Ну, если бы не знала, не стала бы так меня домогаться, – усмехнулся Сабуров. – Чтобы я мог взять деньги, надо для начала добиться освобождения под залог. Поговори с адвокатом.
– Ну, наконец-то! Хоть одна здравая мысль!
Жанна поняла, что время свидания окончено. И тут же им об этом напомнили. Ну, вот и все!
– Сережа!
Он встал, привычным жестом заложил руки за спину. Жанна поняла, что это все. Сейчас уйдет.
– Подожди! Я что-то забыла.
– Ну что?
– Никак не могу вспомнить.
Он ждал, охранник тоже ждал. А время утекало так стремительно, что она думала только об этих тающих секундах, ни о чем другом. И никак не могла сосредоточиться.
– Сережа…
– Что?
– Никак не могу вспомнить.