Фотофиниш. Свет гаснет - Найо Марш

— Что ж… полагаю, с этим можно было бы поспорить. Но есть и продолжение, — сказал Аллейн. И он рассказал им о финальном представлении, устроенном Марией, и о ее аресте.

— Боюсь, — закончил он свой рассказ, — что все ее благочестивые заявления, все эти страстные требования позволить ей исполнить свой последний долг были лишь притворством. Она поняла, что совершила серьезный промах, что мы, согласно ее собственным показаниям, ожидаем найти ключ ее хозяйки в комнате, и что она должна любой ценой попасть туда и засунуть ключ под тело, где мы и найдем его в должное время.

— Что она сказала, когда вы ее арестовали? — спросил синьор Латтьенцо.

— Ничего. Она ничего не говорила, кроме…

— Ну? Кроме?

— Она обвинила в убийстве Руперта Бартоломью.

Хэнли вскрикнул. Латтьенцо пристально посмотрел на него.

— Вы что-то сказали, мистер Хэнли? — спросил он.

— Нет-нет. Ничего. Извините.

Бен Руби сказал:

— И все равно, вы понимаете… то есть нельзя же игнорировать… я хочу сказать, что сцену-то он устроил, так? То есть она ведь заставила его через это пройти, без шуток. И его финальная речь, и то, как он себя вел. Я хочу сказать, что он — единственный из нас, у кого, можно сказать, был мотив и возможность… то есть…

— Дорогой мой Бен, — устало сказал Латтьенцо, — все мы в общих чертах знаем, что ты хочешь сказать. Но когда ты говоришь «возможность» — что именно ты имеешь в виду? Возможность убить? Но мистер Аллейн говорит нам, что он пока еще не обвиняет преступника с кинжалом и фотографией в убийстве. А мистер Аллейн, как бы то ни было, производит на меня впечатление человека, который знает, о чем говорит. Я хотел бы спросить мистера Аллейна, связывает ли он Марию, арестованную за эту мерзость с кинжалом, с убийством, и если да, то какова эта связь. Или мы должны предположить, что Мария, вернувшись в комнату с горячим питьем, обнаружила мертвое тело и под влиянием вдохновения спустилась вниз, взяла со стены кинжал, забрала фотографию оттуда, куда она ее положила, вернулась в спальню, совершила этот чудовищный поступок, а потом подняла тревогу? Это и есть, как выразился бы дорогой Бен, ваша история?

— Не совсем, — сказал Аллейн.

— А! — сказал Латтьенцо. — Я так и думал.

— Я не говорил, что мы не подозреваем ее в убийстве — наоборот. Я лишь сказал, что она была арестована по обвинению в том, что искалечила тело, а не по обвинению в убийстве.

— Но это обвинение может быть предъявлено?

Аллейн молчал.

— Это равносильно тому, чтобы сказать, — произнес Бен Руби, — что вы считаете это дело тайным сговором, и что Мария — один из участников этого сговора, и что один из нас… я имею в виду людей в этом доме… является главным обвиняемым.

— Да.

— Прелестно! — воскликнул мистер Руби.

— Мы услышим что-нибудь еще? — спросил мистер Реес. — В конце концов, помимо того, как повела себя Мария, мы не узнали ничего нового, не так ли? Например, нам не известно, удалось ли вам очистить кого-либо из нас от подозрений. В частности этого молодого человека — Бартоломью.

— Монти, дорогой мой, — сказал сильно побледневший Латтьенцо, — как же ты прав. И тут я хотел бы настоятельно заявить, что я неистово протестую против любого предположения, скрытого или явного, о том, что этот несчастный мальчик способен на такое преступление. Мистер Аллейн, я умоляю вас подумать! Что мы должны будем принять согласно такой теории? Подумайте о его поведении.

— Да, — сказал Аллейн, — подумайте о нем. Он совершает то, что по сути равняется публичным объявлением о разрыве с ней. Он выставляет себя в самом ужасном свете как потенциального убийцу. Он даже пишет ей угрожающее послание. Он очень старается не обеспечивать себе алиби. Он теряет сознание, его ведут наверх, там он приходит в себя и спешит в ее спальню, где усыпляет хлороформом и душит свою жертву, а потом возвращается к себе.

Латтьенцо пару секунд пристально смотрел на Аллейна. Его лицо снова порозовело, он слегка вскрикнул и схватил Аллейна за руки.

— А! — воскликнул он. — Вы согласны! Видите? Вы видите? Это невозможно! Это нелепо!

— Позвольте, я кое-что скажу, — сказал Хэнли, обращаясь к мистеру Реесу. — Я о добродетельном негодовании со стороны этого красавчика. Очень трогательно и все такое. — Он бросил взгляд на своего работодателя, а потом на Латтьенцо. — Человека можно простить за то, что он делает свои собственные выводы.

— Хватит, — сказал мистер Реес.

— Что ж, хорошо, сэр. Сказано достаточно. Но я хочу сказать… В конце концов, хочется ведь быть официально вне подозрений. То есть возьмем, к примеру, меня. С того времени, как вы проводили мадам наверх и она выставила вас с Марией из комнаты, и до того, как Мария вернулась и нашла ее… мертвой… я был в столовой и в холле, успокаивал гостей, разговаривал с Лесом, рассказывал вам про состояние озера и составлял для Леса список гостей. Я никак не мог, — говорил Хэнли все громче, почти истерично, — побежать наверх и убить мадам, а потом вернуться как ни в чем не бывало, чтобы поторапливать уезжающих гостей и бегать туда-сюда с зонтом. И в любом случае, — добавил он, — у меня не было ключа.

— Ну, что касается этого, — сказал бен Руби, — то она сама могла тебя впустить, и я не имею в виду ничего плохого. Просто чтобы расставить точки над «i».

— Большое спасибо, — горько сказал Хэнли.

— Вернемся к ключам, — медленно сказал мистер Реес, все еще вертя в руках свои ключи, словно чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. — Третий ключ, ее ключ. — Он обратился к Хэйзелмиру и Аллейну. — Должно быть какое-то объяснение. Какое-то совсем простое объяснение. Обязательно.

Аллейн взглянул на Хэйзелмира, тот едва заметно кивнул.

— Существует очень простое объяснение, — сказал Аллейн. — Третий ключ был в сумочке в нижнем ящике, где и лежал непотревоженным на протяжении всех этих событий.

В последовавшей за этими словами тишине послышался какой-то далекий пульсирующий звук; вертолет возвращается, подумал Аллейн.

Мистер Реес сказал:

— Но когда мы с Марией вышли, мы… услышали, как ключ повернулся в замке. Какой ключ? Вы объяснили то, что касается двух остальных. Она заперлась от нас своим собственным ключом.

— Мы думаем, что это не так.

— Но Мария тоже это слышала. Она так сказала. Я не понимаю, — сказал мистер Реес. — Если только… Но нет. Нет, я не понимаю. Почему Мария поступила так, как вы утверждаете? Вернулась и попыталась спрятать ключ под… Это ужасно. Почему она это сделала?

— Потому что, как я уже сказал, она поняла, что мы ожидаем найти его там.

— А! Да. Я уловил суть, но все равно…

— Монти! — внезапно крикнул Латтьенцо. — Бога ради, сделай что-нибудь с этими проклятыми ключами! Ты терзаешь мои нервы!