Моя Лоботомия - Чарльз Флеминг, Говард Далли

Каждый день был долгим рабочим днем. Я выходил на работу в шесть утра и уходил в шесть вечера — если мне везло. Иногда мне приходилось работать ночами или в выходные. Закон говорит, что этого делать нельзя. Вам не разрешается работать, водя машину, больше десяти часов в день по соображениям безопасности. Вот зачем ведутся журналы учета, которые ведут дальнобойщики, чтобы доказать, что они не водили больше десяти часов в день. Власти не хотят, чтобы за рулем были сонные водители, особенно если они возят других людей.

Кроме того, мне нравилось водить. Мне нравились люди. Мне нравилось учиться ладить с ними. Это было новым для меня. В тюрьме, в Агньюс и в Ранчо Линда, хоть я и был окружен людьми, мне не нужно было находить общий язык с ними. Мой рост всегда решал этот вопрос за меня. Теперь мне нужно было научиться общаться с людьми на равных.

Я проработал в IBM пару лет. Зарабатывал неплохие деньги. Но со временем я начал выгорать. Я вел довольно нездоровый образ жизни. Я больше не пил и не курил, но никогда не занимался спортом и не следил за тем, что ем. Рабочие часы меня убивали. Иногда в пятницу вечером, когда я был изнурен и готов был выходить на выходные, мне говорили, что я должен сделать еще несколько рейсов на выходных.

Когда я больше не мог это вынести, я уволился и устроился на работу в компанию по обслуживанию туристических автобусов под названием Serendipity. Я думал, что будет лучше, если я буду водить туристический автобус. Зарплата была неплохой, и им казалось, что им нужны водители. Я подал заявление в пятницу, и мне сказали явиться на работу в следующий понедельник. Затем, когда я едва успел вернуться домой после собеседования, они позвонили и сказали, что мне нужно вернуться немедленно — у них уже был рейс для меня.

Это должно было мне что-то сказать. У них не было достаточно водителей. Работа в Serendipity оказалась такой же тяжелой для меня, как и работа в IBM. Часы были слишком долгими. Стресс был слишком велик для меня.

Итак, я уволился.

Чуть позже я начал работать в другой компании, на этот раз в компании под названием Durham, которая в основном предоставляла автобусы для школ. Это была хорошая компания. У нее была хорошая атмосфера. Компания не тонула в массе регулятивных актов. Но они серьезно относились к вождению автобусов, все водители имели соответствующие лицензии, а все механики были сертифицированы по ASC.

Durham ежедневно использовала около восьмидесяти или девяноста автобусов. Они предоставляли автобусы для детей с особыми образовательными потребностями в школах Сан-Хосе и школах Западной Долины, а также все автобусы для школ Камбриан Парк, куда ходили мои мальчики, когда они были маленькими. У них были другие автобусы, следовавшие в Монтерей и Санта-Круз. Это была занятая компания.

Иногда я возил обычных детей, а иногда детей с особыми образовательными потребностями. Мне больше нравились дети из спецобразования. Обычные дети вели себя как дети с особыми образовательными потребностями — или так, как вы думаете, что они должны вести себя, все незрелые и неуправляемые. Они были маленькими маньяками. К счастью, я был с ними всего десять или пятнадцать минут. Кроме того, если вы ростом 6 футов 7 дюймов и такой большой, как я, вам просто нужно встать, и дети успокаиваются.

Но однажды я кричал на одного мальчика, и его мама рассердилась на меня. Он был пятиклассником, и я спросил его, почему он ведет себя хуже, чем дети из детского сада. На следующий день его мама пришла и сказала мне, что я смутил ее сына перед его друзьями. Я сказал ей, что, как мне кажется, ему следовало почувствовать смущение, но я извинился — так сказать. Я сказал: “В следующий раз, когда он будет расстроен, вместо того чтобы кричать на него перед его друзьями, я назначу встречу, чтобы обсудить проблему с ним за чашкой кофе и пончиками”. Ей это не очень понравилось.

Не думаю, что я идентифицировал себя с детьми из спецобразования, но мне было их жаль. Я смотрел на них и грустил. Я понимал, что эта маленькая девочка никогда не выйдет замуж и не будет иметь детей, или что этот мальчик никогда не сможет бегать, прыгать или играть в баскетбол.

Иногда я смотрел на ребенка и думал: Вот там, благодаря милости Божьей, не иду я. Если бы эти иглы вошли немного глубже или если бы они крутились немного иначе в том или ином направлении, возможно, это был бы я, катающийся на коротком автобусе.

В любом случае, мне нравилось быть рядом с ними. Я привязался к ним. Вы их запоминаете, ведь некоторых из этих детей вы возите пять дней в неделю, каждую неделю, в течение всего учебного года — и, возможно, на следующий год тоже. Вы узнаете их и начинаете их любить. Это не было так с обычными школьниками. Я не хотел знать большинство из них.

Моя жизнь стабилизировалась. Я работал. Мое здоровье улучшилось. Моя голова стала яснее. Я начал видеть свою жизнь по-другому. Я стал думать о своей жизни и о том, что со мной произошло, по-новому — менее эмоционально, более аналитично.

Это помогло мне быть полезным для других, так же, как и для себя. Когда сестра Барбары, Линда, была арестована и посажена в тюрьму за наркотики, я решил навестить ее. Я немного знал о наркотиках, и многое знал о тюрьме. Я думал, что смогу помочь. Она была заключена в тюрьме округа Санта-Крус. Я договорился о встрече с ней.

Я знал, каково это быть заключенным. Я знал, о чем ты думаешь, чего тебе не хватает и чего ты боишься, когда ты внутри. Поэтому я смог поговорить с ней. Я сказал ей, что она должна принять решение. Она должна бросить наркотики. Она должна перестать разрушать свою жизнь. Я сказал ей, что от нее зависит добропорядочная жизнь. Никто ей этого не подарит. Она должна сделать это сама.

Я навещал её каждое воскресенье, не сообщая об этом Барбаре, примерно в течение двух месяцев. Какой-то мой совет должен был до неё дойти. Она вышла из тюрьмы и поселилась у друзей. Она бросила наркотики, пошла в колледж Бефани в Скоттс-Вэлли и получила диплом. Она стала наркологом. И сегодня она продолжает эту работу.